Игорь Иванович Ивлев. Повесть "Последний решительный". Часть 7. 10 ноября 1941 г.

Побудка прошла рано. Со стороны Рапли ветер порывами доносил невнятный шум. Вполне вероятно, что противник прогревал моторы. Что он будет сейчас делать? Искать брод или мост восстанавливать? Скорее первое. Глубина реки относительно небольшая, на каком-нибудь перекате галечная отмель позволит танку пройти на другой берег. А там до мостка через ручей у позиции всего ничего, не более двух километров. Полчаса, максимум час, и противник появится во всей своей воинственной "красе". Угробленный мост и танк с экипажем, не вернувшаяся разведка должны были настроить фашистов в крутой раж.

Фуражкин приказал бойцам набрать кашу в котелки и уходить нести службу в окопы и ячейки. Опять собрали фляги. После наполнения дневальные их разнесли по местам, где всё напряглось в полной боевой готовности. Не было пока только противника.

Лейтенант подошёл к танкистам:

- Товарищ Астапов, ваша задача следующая. Прогрейте мотор в течение получаса, сильно не газуйте. Потом грейте по 10 минут каждый час. Как только на ту сторону подойдут танки противника, мотор заглушите и наблюдайте. Вам можно открывать стрельбу только по моей команде. Мы сильно укрепили нашу позицию минами и фугасами. Ваша стрельба даст нужный результат только тогда, когда противник попадётся на наши ловушки и потеряет несколько танков. Если вы откроете стрельбу раньше, вас засекут и накроют сосредоточенным огнём. Толку от вас тогда никакого не будет. Всё понятно?
- Так точно, товарищ лейтенант. Каким снарядом бить?
- Ну, как там у вас, бронебойный, подкалиберный?
- Есть бронебойным. Не промажем.
- А пехоту мы отсечём. После того, как снимете хотя бы один танк, вам будет нужно быстро сменить позицию. Поэтому и нужен тёплый двигатель. Отойдёте метров на 20-30 назад, а потом встанете с другого края завала. Если последует новая танковая атака, помогайте нам отразить её. Коль удастся ещё один танк подбить, заводите мотор и уходите в Верхнее Заозерье. Дорога на той стороне и так будет запружена, пока фриц разберётся и растащит битые танки, наступит ночь. Это приказ командира полка. Курите?
- Никак нет, а наводчик и мехвод курят.
- Передайте им пачку "Казбека". Подарок от комиссара полка товарища Гуторова.
- Спасибо. Мужики, держи папироски. Лёня, заводи свой оркестр.

Спустя два часа гул со стороны деревни стал отчётливее. Очевидно, немцы преодолели Раплю и втянулись на большак. Первыми снова показались мотоциклисты. Только эти были поумнее предыдущих. Встали метрах в двухстах от мостка и долго наблюдали в бинокль за большаком и местностью. Видать, потеря моста на Рапле и завал у этого мостка их явно озадачили. Фуражкин изначально жёстко приказал никому не высовываться ни под каким предлогом. Вообще! Сидеть по окопам и не торчать головами по стрелковым гнёздам. Для наблюдения за противником на холме оборудовали точку, которая была замаскирована столь искусно, что её не было видно даже от мостка. Продвижение противника оттуда наблюдалось как на ладони.

К позиции подошёл первый фрицевский танк. За ним второй. Фуражкин определил их обоих лёгкими. В марках немецких танков он пока не разбирался, но масса их ему была примерно понятна. Тонн 10-12. Постояли. Танкисты-командиры, вылезши из люков, о чём-то посовещались. Минут через десять первый танк выстрелил в сторону позиции. Снаряд взорвался у завала, не причинив никакого ущерба ("Калибр маловат"). Выстрелил ещё. Затем командиры засели в башни, и танки парой двинулись к мостку. Шли уступом. Полеонов и Фуражкин наблюдали с холма. Полеонов не сдержался:
- Красиво идут. И кто первым подорвётся?

Фуражкин промолчал ("Сейчас всё увидим"). Первый танк каким-то непостижимым образом проскочил все мины и подошёл к мостку.
- Это как же так? Воронков, ты как мины поставил? – вполголоса, ни к кому не обращаясь, процедил Полеонов. Он уже намотал на руку и напряг провод, который был протянут к траншее Воронкова. Там стояла подрывная машинка для заряда под мостком. Провод заменял и телефон, которого не было, и ракетницу, которая была лишней в данном случае, и сигнал криком. Мало ли услышат, надо до самой последней возможности сохранять для фрицев позицию непонятной. Как только они её начнут "читать", - они поймут, как им действовать. Поэтому для скрытности и был использован натяжной провод. На том конце его сигнал от натяга принимал Воронков. Как только с холма придёт двойной рывок, ему надлежит повернуть ключ в машинке. И тогда мостку крышка. Хорошо, если ещё и с танком.

Хоть и ждали, но второй танк взорвался неожиданно. Ему расхристало правую гусеницу и разворотило передние катки. Грохот обежал окрестности. Танк немного подскочил, но остался на большаке. Пока работал движок и передача, его развернуло наискось вправо. Поднялся дым. Командир танка вылез из башни, держась за уши, и спрыгнул, чуть не свалился, со стороны борта. Вылез и наводчик, прыгать вниз не стал. Остальные двое не показывались. То ли были убиты, то ли контужены.

- Двое в минусе.
- Старшина, бдите за первым, не отвлекайтесь.

Первый танк после небольшой паузы продолжил движение и полез на мосток. Полеонов напрягся и два раза дёрнул провод. Воронков, получив двойной сигнал, что есть силы крутанул ключ машинки. Пока шли эти сигналы, танк вполз на мосток почти полностью. В это время и сработал взрыватель в ящике тротила. Танк подпрыгнул от мощнейшего взрыва и… завалился на правый бок прямо в ручей. В берегах и в ручье образовалась яма. Танк стал выполнять роль плотины на краю ямы, под спуд которой начала набегать вода ручья. Из него никто не вылезал, все, кто в нём были, наверное, убиты.

- Молодец, Воронков, - Фуражкин на фоне грохота не побоялся зычно крикнуть Воронкову слова похвалы. – Всем остальным не высовываться.
И уже тише:
- Старшина, приготовьтесь к стрельбе.
- Есть приготовиться к стрельбе, - репетнул Полеонов и достал из ниши "Дегтярёва".

Немцы, вероятно, были обескуражены потерей двух танков, но, скорее всего, ещё не до конца поняли всю полноту приготовленных им сюрпризов. Они двинули к тому месту, где ещё минуты назад был мосток, третий танк. Тот, проходя правее подорвавшегося на мине, шёл не след в след с первым и тотчас же словил свою мину под гусеницу, зайдя лишь на полкорпуса дальше своего подорвавшегося на большаке собрата. Раздался взрыв, который обездвижил третью машину противника и развалил ей катки и гусеницу по левому борту. И этот танк развернуло. Дорога была запружена. Пробка создалась ещё до мостка. И это сильно играло на руку обороняющимся.

Подопечные Фуражкина никак себя не проявляли. Позиция молчала. Жёсткий приказ командира исполнялся справно. Кто-то сухари жевал, кто-то дремал, кто-то курил в жменю. Все винтовки были попрятаны в окопы и ячейки. Пулемёты замаскированы. Бошки захованы.

Из танка вылез, покачиваясь, весь германский экипаж. Мехвод и командир, несмотря на контузию, присев, начали осматривать повреждения машины, словно не было вокруг угроз и подвоха. "Ничего не боятся, гады", - подумал Полеонов.

Фуражкин вполголоса скомандовал Полеонову:
- По немецко-фашистским захватчикам короткими очередями – огонь!
И Полеонов мастерски засадил несколько очередей из стрелкового гнезда по танкистам противника. Двоих снял, двое сумели уйти за силуэт танка. Вот так, и танк вывели из строя, и экипаж помножили на ноль. Танкист ценнее пехотинца, его ещё выучить и вымуштровать надо, да машину освоить. Потеря экипажа побольнее иных будет.

- Ну, теперь готовимся, сейчас они холм миномётами обработают. Прячьтесь в щели, я к Воронкову, - и Фуражкин перешёл по ходу сообщения к завалу, прикрываясь им, пересёк большак и прыгнул в окоп.

Сначала по холму ударила пушка четвёртого танка. Но что могли сделать с холмом 37 миллиметров его калибра? Наводчик танка елозил орудием и вверх, и вниз, водил и вправо, и влево, но снять пулемётное гнездо ему не удалось. Снаряды бились в плотнейшую глину холма и никакого ущерба не принесли. После этого послышались глухие хлопки и полетели мины. Фрицы из-за танков начали засыпать холм из миномётов. Полеонов со своими бойцами уже сидел в щелях. Их нарыли буквой Г, дабы осколки при прямом попадании в окоп не поразили бойцов у входов. И теперь они сидели за поворотами, не опасаясь даже меткого прихода мины в перекрытия. Для себя делали, на накаты не скупились. В одном месте мина попала в окоп.

- А нам оно фиолетово. Так я говорю, бойцы? – и Полеонов при этом закурил комиссарского "Казбека". Подкурил, затянулся разок, передал по кругу. Папироса стлела быстро. Достал вторую, передал дальше, потом третью. Так они, покуривая, и переждали обстрел. Взрывы начали редеть.

- Ну-с, щас пехота пойдёт. Парни, занимаем позицию и пока не высовываемся. Только по моей команде.

Под прикрытием обстрела немцы успели зацепить тросами оба подбитых танка и оттащить их подальше к обочинам метров на 30 назад. Решили проверить большак на предмет минирования. Пока минами обрабатывали холм, на большак вышло пять человек с щупами, начали протыкивать полотно. Эти тоже ничего не боялись, подвоха с холма, пока там падают мины, не ждали. Успели вывернуть из ямки одну из мин, как по ним снова ударил пулемёт. Соломин под обстрелом выскочил из щели и пробежал по ходу сообщения чуть вниз к завалу, оттуда и вмазал очередями из "Дегтярёва". Новых двоих уложил на месте, остальные успели скрыться. Миномётный обстрел усилился.

Фрицы двинули другой танк по дороге ("Когда ж у них танки кончатся?"). На большаке осталась последняя мина ("Пройдёт – не пройдёт?"). Танк пополз почти по следу первого танка, но выйти далеко не успел. Как и первые два, танк нашёл-таки свою мину в полотне. Она разворотила ему гусеницу и катки по левому борту. Не зря Соломин рисковал своей головой, выскакивая из щели с пулемётом и расстреливая немецких сапёров. Ещё один железный пришелец был обездвижен, а экипаж минимум контужен. Четыре к нулю. Фрицы в этом бою уже потеряли четыре бронеединицы, с нашей стороны не был даже ранен ни один человек. Таким стал счёт неравного противостояния в ущерб более сильному противнику.

Немцы не унимались. Вероятно, даже мысли не допускали, что могут быть биты. Пятый танк обошёл обочиной взорвавшийся и пополз к ручью. Дошёл до утопшей машины, довернул вправо вверх по ручью, съехал с большака и потихоньку почапал вдоль пологого берега, выискивая брод в мелком русле. Бензиновый мотор ревел, дымил, но танк упорно залезал в пожухлую траву и своим правым бортом сполз в русло. Мехвод поддал газу и, пока не завяз, довернул вправо, попытавшись залезть на другой берег. Ему это с трудом удалось. Где-то там он, видимо, галечник нащупал, который и стал ему опорой. Танк всполз на склон ручья, развернулся и медленно почапал вдоль берега обратно в сторону большака уже по нашему краю. Но праздник для фрицев продолжался недолго. И этот танк напоролся на одну из мин, которые предусмотрительно были поставлены слева и справа от мостка на нашей стороне. Раздался взрыв, танк подскочил своим ближним к нам бортом, по деревьям полетели ошмётки катков и гусянки. Экипаж попытался вылезть из танка, но тут уже бойцы Полеонова дружно ударили из пулемёта и винтовок по нему. Кто-то из экипажа закрыл изнутри люк стрелка, а остальные трое были убиты при спрыгивании с брони. За час боя пятый танк был заминусован из актива противника вместе с экипажем.

По большаку подтянулись следующие два танка. Фрицы также выкатили пехотное орудие и с расстояния прямой видимости все три единицы начали обрабатывать позицию выстрелами. В качестве препятствия им виделся только холм, откуда намедни палил Полеонов с товарищами, а позиция Воронкова себя ещё никак не проявила. И германцам верно чудилось, что впереди только малый заслон из пехоты на этом холме, подкреплённый всего лишь еловым завалом через большак. Чуть нажать – и соскочит заслон этот с обороны. Сколько уж таких они сбили играючи с начала кампании в России.

Сзади снова запыхали миномёты. Под их прикрытием у подбитого танка обочь большака накопилась пехота, которая начала перебежками перемещаться к ручью. Полеонов с бойцами на время артподготовки сидели по щелям и всего этого не видели. Но перемещения фрицев были неплохо видны Фуражкину. Тот в окопе с Воронковым наблюдал из укрытия.

- Так, красноармейцы Иванущенко и Лазарев, теперь ваш выход. Готовы?
- Так точно.
- Давайте, прицельненько вмажьте гадам. По моей команде товсь.

Фуражкин сказал по-морскому, когда-то подслушал у морячков это слово, и вот оно сгодилось. Пехотинцы на разных концах траншеи приложились к прикладам трофейных MG в ожидании резкой команды. Подле них в нишах уже были уложены по десятку барабанов и по запасному стволу, на дне окопа стояли коробки с патронами. У каждого пулемётчика рядом в окопе сидел подающий помощник. Всё было готово к отражению атаки.

Немцы, видимо, предполагая, что наши позиции лишь на холме, подбежали к свалившемуся в ручей танку и по нему, как по мосту, начали перебираться на другой берег. Озираясь, балансируя, но резво. Артобстрел с их стороны поутих, позволяя пехоте безбоязненно перебегать через танк на большак и двигаться по нему к холму ("И эти расхрабрились!").

И тут Фуражкин хлёстко возопил во всю мочь глотки:
- Огонь! Смерть немецким оккупантам! Бей их, ребята!

И вот тут по фрицам почти в упор ударили их же собственным оружием. MG затряслись в крепких руках Иванущенко и Лазарева и начали косить цепь немецких пехотинцев одного за другим. К ним присоединились и бойцы Полеонова с холма, и пехотинцы из окопа у завала. Никто из тех, кто перебрался, не ушёл на другой берег. Некоторые успели пострелять из карабинов по позиции, но и тех быстро "успокоили". Всё закончилось за 2-3 минуты. Положили всех.

После окончания стрельбы из наших окопов сначала понемногу, а потом нарастая, понеслось по лесу русское "Урааааа". Бойцы ликовали. Кто-то вверх каски кидал, кто-то из винтовки в небо палил. Люди обнимались и хлопали друг другу по плечам.

Фуражкин улыбался. Всё шло по его сценарию. Но первая малая победа его уж точно не обманывала. Расслабляться рано. Сейчас снова продолбят артобстрелом. Посему придётся людей успокоить и вернуть в прежнее боевитое состояние:

- Бойцы, слушай мою команду. Сейчас противник нанесёт по нашим окопам артудар. Приказываю отойти на 200 метров по дороге в сторону Верхнего Заозерья. Быстро, не мешкаем.

Пехота начала выскакивать из окопа и, несмотря на подгон лейтенанта, неторопливо, балагуря, пошагала от окопа под прикрытием завала по обочине большака. Обычная русская беспечность, ну, вот как её вытравить? Как втемяшить каждому рядовому бойцу, что манёвр – это не блажь командирская, а сущая необходимость, исполнять которую нужно скоро и резво?

Фуражкин стукнул камешком по танку, открылся люк, оттуда выглянул Астапов:
- Броня, теперь твоя очередь. Сейчас противник начнёт обстрел позиции из миномётов и артиллерии, а потом двинет танк и пехоту к ручью. Как первые гостинцы бахнут, отъедь пока от холма назад по большаку. Ну, и как только начнёт стихать – подъедешь обратно. Твоя задача уцелеть, понял, броня? – уцелеть, наблюдать за противником и потом не дать ему переправиться через ручей. На тебя надежда. Всё понял, товарищ Астапов?
- Так точно, товарищ лейтенант. Сделаем.
- Ну, бывай, мы ненадолго тоже отойдём из-под обстрела. Как только огонь поутихнет или ты выстрелишь, мы вернёмся. С первого положения клади не более 3-4 снарядов, потом меняй позицию.

И Фуражкин быстрым шагом пошёл догонять своих бойцов. Соломин с холма ему вслед:

- Товарищ лейтенант, может быть к нам?
- Ничего, Соломин, оттуда виднее. Укройтесь у себя, сейчас мины полетят.

И точно. Противник начал артобстрел из пушек и миномётов. Всё, как в учебнике, шаблонно, потому предсказуемо. Фрицы, видимо, ввели в дело дивизионную артиллерию и начали бить калибром покрупнее, чем у пехотных пушек. Но попасть гаубицей с закрытой позиции по сравнительно небольшому холму в лесу ещё нужно было суметь. Это не в тире по тарелочкам лупить. Снаряды ложились то с большим недолётом, и даже в ручей, то с перелётом. Один попал в подножие холма. Поддавали снарядов и пехотные орудия. Те стояли ближе, наблюдатели могли оперативно корректировать выстрелы, и потому их навесной огонь подбирался всё выше и выше по холму. Полеонов успел крикнуть своим, чтобы рты пооткрывали. Наконец фрицы пристрелялись и стали класть снаряды по гребню. Щели на обратном скате холма заходили ходуном. Посыпались стенки. Полеонову в первый раз за долгое время стало жутко. Бойцы вжались в глубину щели, кто-то даже начал причитать. Один человек считал разрывы. Насчитал более двадцати, потом сбился. Бойцы порядком оглохли, в ушах стоял звон. Сознание людей стало чумным и неповоротливым, все надышались пороховых газов и мелкой глиняной крошки. Холм был перепахан артиллерией, но попасть в щели гитлеровцам не удалось. Артогонь прекратился внезапно, и тотчас в ту же цель полетели мины-восьмидесятки. Полеонов понял так, что фрицы поддают на добивание уцелевших и вылезающих.

- Бойцы, сидим, не вылазим, - Полеонов высунулся в траншею и проорал, кашляя, что было мочи, для другой щели.

Мины прошерстили холм и завал слабыми убийственными довесками к огню артиллерии. Под их прикрытием немецкая пехота снова побежала к ручью. Наши тоже не дремали. Т-26 Астапова по своим же следам подъехал к завалу и занял прежнюю позицию.

Фуражкин с болью в сердце наблюдал за обстрелом холма. Как дважды два было понятно, что случись попадание в щель, из неё не выберется уже никто. От мины щели спасут, а вот от навесного снаряда тяжёлого пехотного орудия или гаубиц калибров 105 и 150 миллиметров могут не спасти ни два наката, ни глина в локоть толщиной на них. Каждый взрыв отдавался в груди болезненным уколом. Но вот обстрел закончился, полетели мины, и лейтенант понял, что сейчас начнётся новая пехотная атака. Пора и восвояси, в траншею. Авось жив Полеонов.

- Бойцы, за мной, перебежками.

Обстрел почти закончился. На той стороне было слышно и видно, как газуют моторы, и пошла к ручью ещё одна машина. Противник не унимался. Вероятно, не мог смириться с потерей пяти танков и решил по разминированному другими машинами большаку подогнать к ручью для прямой наводки ещё одну единицу, а под прикрытием её огня и брони снова пустить пехоту в атаку. Мало им показалось своих убиенных сотоварищей, что кучно лежали за и перед ручьём. Решили дополнить пейзаж своим присутствием.

- Товарищи, огонь только по моей команде. Старшина, ты как там – жив?

Полеонов ответил не сразу. В голове гудело, в ноздрях и горле першило и булькало. Ошалевший, с трудом соображающий, вылез ползком из своей щели, на коленках поёрзал в глиняной жиже по дну окопа к следующей, засунулся в неё на полкорпуса и ужаснулся, увидев страшную картину. Все обитатели щели не подавали признаков жизни. Подполз к первому, начал трясти его за плечи, бить по щекам, и только после этого тот открыл глаза ("Жив!"). Спиртной перегар резко бил в ноздри. Полеонов дёрнулся ко второму, схватил за ворот шинели, сильно потряс, и тот тоже открыл мутные глаза:
- Ёк-макарёк, да вы пьяные что ли? Бляха-муха, откуда взяли?

Все набившиеся в щель бойцы едва очнулись от контузий и спиртового удара по организмам и кое-как проснулись. Полеонов с трудом выбрался из щели, привстал сначала на корточки, потом выпрямил ноги и опёрся на бруствер полуразрушенного окопа, пряча голову в каске за буртом грунта от стрелков противника. Не хватало воздуха, лёгкие были наполнены пороховым чадьём. Откашливаясь, прорычал в щель:

- Выползайте сюда, сволочи.

Из этой щели, чертыхаясь и плюясь, в слюнях и соплях начал выползать один за другим весь личный состав. Кто влево, кто вправо. Встать не торопились. Да и не могли. Среди них свои сапёры Соломин с Камаевым. Все мотали головами, мычали, исходили перегаром, что-то буровили, но ничего внятного никто не произнёс. У нескольких уши были в крови. Полеонов припал к Соломину и, сам ещё не очухавшийся, ткнулся ему каской в каску, плотно, с лязгом:
- Слышь, Соломин, откуда пьянка?
И тот, коверкая слова и еле двигая во рту языком, шамкая, заикаясь и улыбаясь, полез обниматься к старшине и выдал:
- Не знаю, у пппехоты фляга была, со ссспиртом. Как снаряды полетели, мы со страху пппивнули. И чо, а ниччо, и ффсё.

Полеонов понял, что всё – это значит вырубились. Его собственное состояние было не лучше. Контузия – это самое малое, что постигло всех на холме. Отравление пороховыми газами, сотрясения, глухота, неспособность соображать были у всех. А тут мужикам ещё и спирт как бронебой добавился. Ну, ладно бы он хоть чем-то помог, скажем, контузию смягчить. Но бойцы вывели себя из строя надолго. Сами. Сами!!! И если те, кто с ним сидел в щели, ещё могли через некоторое время оклематься от взрывных последствий, то остальных во хмелю нужно было или засовывать обратно в щель, чтобы не мешались, или отправлять с холма куда-нибудь подальше от позиции. Но куда они уйдут, если даже на ногах стоять не могут? Семь человек бойцов стали обузой.

- Ладно, гаврики, залезайте в щель обратно. Сидите и не высовывайтесь. Потом разберёмся. По щелям ползком марш, говорю.

Старшина снял руки Соломина со своих плеч, боднул его каской в каску напоследок и начал кое-как пробираться через бойцов по ходу сообщения, а тут и крик Фуражкина услышал. Приподнялся:
- Живы. Всё в порядке.
- Вот и ладно. Броня, готов?
У танка чуть приподнялся люк, оттуда Астапов тоже подтвердил порядок.

Перед мордой танка упала шальная мина. Фуражкин успел пригнуться, а потом рывком перебежал и прыгнул в окоп на сопочке. В этот момент Т-26 жахнул из-за завала снарядом в сторону противника. Затем ещё и ещё. И снова выстрел. Два последних снаряда попали в передовой немецкий танк и, похоже, заклинили ему башню. А следующий выстрел разбил ему переднее ведущее колесо справа, разнёс и скопытил набок гусеницу. Шестой танк вышел из строя. Т-26 добил его попаданием снаряда в пулемёт. Потом послал ещё два снаряда в сторону пехотных орудий, дал газу назад и заехал за холм, скрывшись из досягаемости. Для артиллерии и танков противника он стал совсем не виден.

Немцы переправляться не торопились. Ждали подмогу. Из глубины их порядков к месту расстрела танков подбиралась следующая машина. Седьмая по счёту. Она свернула направо и полезла по берегу к тому же самому галечнику в русле, который выручил первый переправившийся и теперь уже битый танк. Мехвод подвел её к ручью и по тем же следам вошёл в воду. Танк без остановки перебрался на наш берег. По нему выстрелил Т-26, который снова встал на позицию у завала. Не попал. Бахнул ещё. Снаряд скользнул по башне и рикошетом улетел в сторону. По нашему танку начала бить немецкая артиллерия. Взрыв за взрывом ложились у завала. Т-26 довернул башню в сторону артпозиции противника и послал пару снарядов туда. Раздались взрывы, попал – не попал, кто его разберёт. Потом Т-26 снова ударил по немецкому танку. Рикошет. Тот упорно полз по берегу, подставляя борт лишь в три четверти, а потом и вовсе сократив силуэт обстрела до лобового. Танкисты, вероятно, решили не давить своих погибших на большаке, а пробраться по чахлому лесу, не подозревая, что там сущее болото. Оно было замшелым, заросшим берёзками, и топкость не выдавало никак. А уж свою минированность и подавно.

Одновременно с танком на наш берег переправилась немецкая пехота и под прикрытием брони, пригибаясь и постреливая из карабинов и автоматов, вся эта гоп-компания медленно приближалась к месту своего предстоящего уничтожения. По ней ударили "Дегтярёвым" с холма, а из окопа у завала угостили очередями MG. Танк наехал на одну из мин, что "заботливо" поставили для него Соломин с Камаевым, и с чавканьем подорвался. Бахнуло как сильно булькнуло. Танку вырвало гусеницу и разбило ведущего зубастика, он с небольшим креном погрузился разбитой частью в образовавшуюся в болоте яму. "Не ходок!". Бойцы услышали, как кто-то из немцев внутри заорал истошным воплем. Их пехотинцы, понимая, что теперь подмоги у них нет никакой и шансов выйти к нам "на вы" уже не осталось, некоторое время ещё посидели за танком, а потом, прикрываясь его силуэтом, стали отползать и отбегать к ручью. Их, конечно, прикрывали со своей стороны, ведя огонь из пулемётов и миномётов по нашей позиции, но бойцы Фуражкина выводили из списка живых одного захватчика за другим. Вряд ли кому удалось уйти к своим. А экипаж танка как сидел внутри, так и остался. Вылезать – верный расстрел в упор. Сдаваться? Кому сдаваться? Этим русским? За танкистами целая армада, свои спасут, в беде не оставят. Так, наверное, они подумали внутри меж собой. А зря.

Дым и стрельба улеглись. Миномётный обстрел закончился. Из наших окопов бойцы начали куражиться:
- Фриц, сдавайся! Фриц, курка, яйка дадим, сдавайся!

Воодушевлённый удачей Кравцов поднялся на бруствер окопа и размахнулся для броска противотанковой гранаты. Не добросил, кинуть успел, а спрятаться нет. Танкисты застрочили по окопу из башенного пулемёта и тем самым бесповоротно решили свою грешную судьбу, - очередь пуль в грудь, как кувалдой, смахнула Кравцова навзничь обратно в окоп. Взрыв гранаты в предполье. Мгновенная смерть парня. Всё это отрезвляюще подействовало на раздухарившихся победами солдат. Бирюльки, если и были у кого, внезапно кончились. Не выстрелы, не взрывы, а первая смертная потеря молодого товарища на глазах у всех сразу привела бойцов в чувство. Война идёт, мать её за ногу, и пощады никому не будет! А уж этим в танке и подавно. Они сдуру успели даже пару снарядов вогнать в бруствер окопа, поранив осколками нескольких солдат.

Ну, раз так, то все моральные преграды для последующих действий каждый из бойцов и танкистов в себе утопил без остатка. И по танку, как по мишени, начали стрелять из всех видов оружия пехотинцы и сапёры, а Т-26 впридачу всадил в него пару бронебойных снарядов. Первый попал в трансмиссию, а второй прямёхонько в смотровой люк мехвода. Сдетонировала боеукладка, танк взорвался, башню вырвало и кинуло косо на борт пушкой в сторону. Из корпуса вырвалось пламя, густой чад повалил на позицию. Ветром в сторону окопа понесло запах горелого человечьего мяса, только что бывшего живым человеком. Выбор для танкистов оказался непростым, и они его сделали не в свою пользу. Сдаться не захотели, германская спесь и успехи наступления помешали осознать безвыходность своего положения, а следом всего через минуту их не стало вообще на этом свете. Была доселе жизнь в танке, да вся испарилась после смерти Кравцова.

Громкое и никем не сдерживаемое многократное "Урааа" снова окатило глушь этого малого закутка леса. Новая победа русских солдат вселила в них глыбы уверенности в своих силах. Наплевать стало даже на возможную работу снайперов и пулемётчиков врага. Бойцы опрометчиво перестали прятаться в окопе, выпрямились и превратились в мишени - кто стрелял в немцев, кто грозил им кулаком, а кто и показывал непристойные жесты и крутил фиги. Но орали благим матом все. Даже Фуражкин, обычно сдержанный, выдал руладу крепких матюгов. Противник получил полную отместку за уничтоженный в Рапле наш танк и погибших бойцов. Тем же способом, с тем же итогом. Баш на баш! Око за око! Зуб за зуб! Иначе не будет.

- Это вам, гадам, за пополнение наше убитое. За все наши отступления. За Кравцова. Хрен вам, а не русская земля.

Даже с холма донеслось нестройное и слабое "Ура". Полеонов с бойцами ещё не отошли от контузий и могли поддержать общий ор только подвякиванием. Напившиеся солдаты ещё спали в щели крепким сном, их не будили ни взрывы, ни выстрелы. Почти фляга спирта на семерых – для оголодавших и натруженных это слишком сильно!

Противник отполз танками и орудиями в тыл. Четыре, подбитых на том берегу, фрицы, ховаясь, утащили волоком туда же. На поле боя остались 3 машины. Утопший танк создал запруду, которая подняла уровень воды в ручье, и она постепенно стала наполнять пойму. Подорвавшийся у ручья танк не подавал признаков жизни, хотя один член экипажа из него не вылез. А та железяка, что взорвалась у окопа, немыслимо чадила и воняла коптящимся и сгорающим человечьим мясом. Тут уж как ни зажимай ноздри, а запах и чад этот всё равно пробьются к сознанию каждого. И с танком этим надо было что-то делать.

Фуражкин решил не рисковать бойцами по светлому времени. Хватит на сегодня потерь, пусть и малых, но безвозвратных. Помимо решения вопроса с горящим танком, нужно было ещё обыскать и убитых за ним фрицев. Ни провиант, ни оружие с боеприпасами лишними не будут. Пригодятся и гранаты с длинными ручками, и карабины. Оружие справное, ещё послужит на горе хозяевам.

Стало ясно, что в этот день враг больше наступать не будет. А если захочет пустить разведку в обход позиции, то на тот случай ему приготовлены лимонки вдоль берега ручья против позиции Бирюкова. Его бойцы в бой сегодня ещё не вступали, памятуя жёсткий приказ Фуражкина сидеть тихо и ждать своего часа. Сегодня ночью этот час может настать. Фрицы скорее всего пустят разведку под утро, в самую сонливую пору. Милости просим, паршивцы! Всё для вас.

Лейтенант отпустил танк Астапова в Верхнее Заозерье. Перед этим написал донесение командиру полка, в котором подробно расписал характер боя и нанесённые врагу потери. Своих потерь оказалось совсем немного - один убитый Кравцов, трое раненых осколками и несколько бойцов контуженных. На удивление, потери мизерны. Конечно, жаль Кравцова, парню жить бы да жить.

Его вынесли из окопа и положили метрах в 25 у берёзы, накрыв плащ-палаткой. Постояли, помолчали, дали выстрел. Никто из товарищей не мог предполагать, что останки парня так и останутся в этом же месте на поверхности следующие 55 лет…

Спустился с холма Полеонов и почти все его бойцы. Походка нескольких из них насторожила Фуражкина. Шли шатко и спотыкаясь.

- Старшина, а что это с ними?
- Даже не знаю, как и сказать-то, товарищ командир. Ну, в общем, выпимши они.
- Пьяные что ли?
- Так точно. Спирту жахнули.
- Откуда спирт?
- У пехоты фляга была. Когда арта всаживать по холму начала, они со страху приложились, да так всю и вылакали.
- Ну и ну! А ну-ка постройте их.

Проштрафившиеся бойцы сами выстроились в неровную шеренгу на большаке. Винтовки опрометчиво оставили на холме. Кто-то смотрел в сторону. Были и улыбавшиеся. Хмель ещё не прошёл. "Море" было по колено. Живые и ладно, дальше передка не сошлют. Не пришибло снарядом, значит, пока поживём. Так читались их лица. Взгляды нет, не виноватые, а скорее шальные. Это ж надо столько спирта лакнуть на голодный желудок. Он развёз их вдрызг. И лишь теперь, после всех раздавшихся над ними взрывов, сознание мал-помалу стало возвращаться в солдатские головы. Отравленные спиртом и пороховым дымом, они ещё не сознавали, что кто-то из них надолго оглох, у кого-то кровь из ушей сочится, и что могут загреметь по полной мере за пьянство в бою. Всё теперь зависело от командира.

Постепенно вокруг провинившихся собрался и личный состав из воронковского окопа. Некоторые бойцы подтрунивали над сослуживцами, а те только знай, что покачивались. Среди них понуро стояли лишь Соломин с Камаевым. Этих пробило раньше всех.

Сей факт стал настолько вопиющим, что Фуражкин в первый раз за долгое время даже не знал, что ему делать и как поступить с нарушителями. Он видел во время боя мощь взрывавшихся над их головами снарядов, понимал, что они выжили чудом. Да у любого душа в пятки ушла бы. Ну, так все чудом выжили. Кроме Кравцова. Что делать-то с ними теперь?

Фуражкин долго прохаживался туда-сюда перед неровным строем, заложив руки назад. Он думал. Решение вызревало, но для того, чтобы его выполнить, нужно хоть как-то отрезвить хмельных бойцов.

- Старшина, позовите дневальных.

Тот отправил к лежанкам Петрова. Дневальными сегодня были Береславский и Рокотин. Они сидели на позиции Бирюкова и в бою участия не принимали. Бегом прибыли на большак.

- Товарищи дневальные, ваша задача максимально быстро вскипятить воду в полведра и заварить крепкого чаю. Можно чутка кипятнуть для настоя. Потом принесите сюда и десяток кружек захватите.
- Есть.
- Старшина, найдётся ли у вас сахар?
- Да, где-то в запасе был кусковой. Не весь ещё съели.
- Приготовьте. Пошлите за бойцами Бирюкова, пусть на позиции оставит только троих в боевом охранении, всех остальных сюда вместе с ним. Товарищ Воронков, возьмите десять трезвых бойцов и осторожно пройдитесь по убитым фрицам. Соберите оружие, боеприпасы, документы и провиант. Обыщите ранцы. Поставьте у ручья наблюдателя, бдите за немцем на той стороне. После обыска всех гадов разложите в ряд на берегу ручья у бывшего мостка. И танкистов от второго танка туда же снесите. Пусть вражина утром полюбуется.

Воронков назвал своих, подхватил ППШ и они ватагой перепрыгнули через наш окоп у завала. Двигались по большаку, зажимая носы от вонючего чада из танка. Первые убитые фрицы лежали за танком. Начали "шмон". У каждого зольдбух, жетон, 2-3 гранаты, карабин, запас патронов в подсумках. Нашли не успевший пострелять MG и две укладки барабанов к нему. В ранцах, действительно, оказались запасы съестного. Понемногу, но набрали сначала один, потом второй, а за ним и третий сидор консервов, хлеба с салом, шнапса, и даже плиток 5 шоколада нашли. Забрали с поясов фляги. У кого чай, у других кофе, у третьего опять же шнапс внутри оказался. Бойцы сняли с убитых пояса с подсумками и штыками, собрали часы и даже очки. Подхватили и с десяток касок, у своих в обороне не у всех имелись, да и гансовские всё же покрепше наших лысьвенских будут. Перебегали от одного к другому, ворочали застывающие трупы скопом, дело быстро спорилось, но всё равно заняло с полчаса. Потом после обыска ещё минут десять сносили трупы к ручью и раскладывали их в ряд, как приказал Фуражкин. Всё собранное перенесли за окоп. Из принесённых трофеев у завала образовалась весьма солидная куча. Набралось больше 30 карабинов, два пистолет-пулемёта, MG, солидный запас патронов, гранат, три сидора провианта. У офицера вынули "Парабеллум". В бумажнике оказались деньги, удостоверение и женские фото. Мать и дочь. Улыбаются. Очевидно, семья офицерская ("Сколь они жестоки, столь и сентиментальны"). Все рядом стоящие захотели посмотреть на немецкое фото из мирной жизни. Воронков глянул и смачно сплюнул:

- Какие же мы коварные русские медведи. Вот был фриц и нет его. Либен фрау и майне кляйне киндер папу уже не дождутся. Ага. А я говорю, что бил, бью и буду бить таких же пап этих киндеров, пока не изведу всех до единого.

Бойцы одобрительно поддержали его:
- Не хрен соваться куда не надо.

Дневальные согрели кипяток и принесли его уже заваренным чаем. Положили, как и просил лейтенант, покрепше, не по красноармейской норме на человека по грамму в день, а так, чтобы глотку кряканьем продирало, и кипятнули для навара. Без сахара с непривычки такой и не попьёшь, почти чифирок, точно скривит. Тем временем по приказанию Фуражкина Полеонов занимался тем, что вывел вполне ещё пьяных бойцов к кювету большака, заполненному водой, заставил их скинуть шинели, привстать у кювета на коленки - и каждому самолично начал окунать бошки в ледяную воду кювета. Та была лишь подёрнута ледком, так вот ледок этот Полеонов проломил, сгрёб, выкинул льдинки и принялся исполнять водные процедуры с каждым провинившимся. Никто не артачился, повинные головы покорно поддавались окунанию полеоновскими руками. Картина, конечно, была комичной. Мужики сидели на голенях, словно на мусульманском намазе, и отбивали поклоны к кювету раз за разом.

Дневальные растворили кусковой сахар, дали попробовать чай Фуражкину. Тот глотнул, чуть скривился от крепости и терпкости: "Самое то для променада".

Тем временем подошли с позиции бойцы из расчёта Бирюкова. Происходящее действо было для них непонятным.

- Ну, что, воины гороховые. Что мне с вами делать? Может, подскажете? – лейтенант был хмур и строг в лице и голосе. Провинившиеся солдаты уже стояли на большаке, обтекая с бритых голов. Гимнастёрки по плечи мокрые, кой-кого уже и озноб начал потрясывать, знать, трезвяк прошибает.

- Товарищ Полеонов, угости-ка наших штрафников эликсиром трезвости. Чтоб каждый выпил по кружке. До дна.

Дневальные разлили чай по кружкам и выдали каждому. Бойцы, морщась и сплёвывая нифеля, кашляя и харкая, начали глотать сладкую чайную массу, обжигаясь и придувая перед глотками. К концу кружек глаза почти у всех повеселели, и они даже начали между собой перебрасываться мелкими шутками. Тем не менее, никто из них не понимал, от чего такая милость на них снизошла – в боевых условиях пивнуть крепкого горячего чая с избытком сахара. Чай и водные процедуры занятно взбодрили бойцов. Поубавился шум в ушах, из лёгких изошли остатки пороховой отравы, отхаркиванием выскочила слипшаяся в бронхах слизь. Жизнь налаживалась. Ощущение вины за принятие спирта, и до того не ахти какое сильное, тут и вовсе почти улетучилось.

- Бойцы, слушай мою команду. Одеть шинели, заправиться, привести себя в порядок и встать в строй. Всем остальным тоже встать в строй.

И спустя паузу:

- Равняйсь! Смирно! Товарищи бойцы Красной Армии! Сегодня враг предпринял наступление на наши боевые порядки. Путём героических усилий мы устроили заграждения, отбили несколько атак, нанесли врагу сильнейший урон, выраженный в потере им 8 танков и нескольких десятков человек пехоты. Всё это оказалось возможным благодаря слаженным действиям наших воинов. Однако, среди нас оказались трусы и паникёры, которые в самый ответственный момент боя от страха напились пьяными и тем самым вывели себя из строя. Они не приняли участия в бою со смертельным врагом. По законам военного времени им полагается трибунал.

Строй заколыхался. Полеонов шиканьем одёрнул штрафников. Фуражкин сердито продолжил:

- Команда вольно не подавалась. Равняйсь! Смирно! Итак, эти бойцы вывели себя из строя. Это равнозначно побегу с поля боя или самострелу.

Тут даже у Полеонова внутри ёкнуло. Народ опешил. Неужто командир доведёт дело до расстрела?

- Что делают с трусами и паникёрами? Что делают с дезертирами и самострелами? За пособничество врагу их карают по законам военного времени. Каждый из них достоин проведения над ним пролетарского суда. Они позорят высокое звание воина Красной Армии.

Фуражкин прохаживался вдоль строя и когда говорил, то старался чеканить слова, говоря кратко и твёрдо. Так лучше проймёт. Так хоть что-то может запомниться в дурьих бошках напившихся. Только так, жёстко, сильно и размеренно, с паузами между фразами:

- И мы судили бы их таким судом. Но, учитывая пребывание на передовой линии, близость врага, ограниченность в людях и особые условия, в которых мы пребываем, считаю возможным назначить для провинившихся бойцов наказание в виде выражения сурового порицания от лица всех остальных героических бойцов нашего полка и назначения специального задания для штрафников. Предупреждаю на будущее, что при повторении подобного случая каждый, кто его совершит, будет неизбежно передан в руки Особого отдела дивизии как изменник Родины. Со всеми вытекающими последствиями.

Строй стоял молча. Стало слышно ветер в кронах берёз. Всяк понимал, что провинившиеся сейчас прошли на волосок от жестокой расправы. Расстрел - дело нехитрое.

Фуражкин, сколь мог, нарастил металл в голосе:
- Запомните этот день. Втемяшьте в свои головы! Лейтенант Фуражкин не добряк. И он не пользуется отсутствием здесь представителя Особого отдела. Только исключительность боевой обстановки заставляет вашего командира принимать именно такое решение. Ваши силы и жизни нужны Родине, ваш огонь по врагу нужен вашим детям, которые ждут от вас защиты. Кроме вас защитить их некому. Ваша способность к бою должна уничтожать врага на каждом шагу. Сейчас вы споткнулись. Надеюсь, сегодняшний день станет для вас самым главным уроком в вашей жизни. А теперь вольно!

Строй несколько опал, напряжение схлынуло.

- Сейчас слушайте мою команду. Специальное задание для штрафников заключается в тушении вражеского танка и прекращении чада и вони оттуда. Берёте ведро и каски, в болоте по воронкам и в ручье набираете воду и полностью заливаете танк противника. Чтобы он больше не чадил на нашу позицию. Предварительно проверить – цел ли хотя бы один пулемёт в танке и можно ли снять его оттуда. Также проверить наличие боезапаса. Всё. Исполнять! Старшина, проверьте исполнение. Дневальные - приготовьте ужин. Заберите съестное из трофеев и сделайте нам сегодня праздник.

Действительно, танк, продолжая гореть, стал дюже досаждать личному составу. Время от времени там рвались боеприпасы. Принюхаться и привыкнуть к запаху горелого мяса было невозможно. С этим нужно было что-то делать. И решение было найдено. Бойцы зашевелились, суетно расходясь. Штрафники кинулись за ведром из-под чая, двое побежали по ходу сообщения на холм за касками и потом, собравшись, перевалили через окоп. Соломин с Камаевым залезли на танк, морщась и косясь, осторожно глянули внутрь ("Не ровен час чего-нибудь жахнет") и начали принимать воду. Первым делом нужно было залить очаги огня в моторе, лишь потом можно было проверить целостность пулемёта и боезапаса. Внутри и снаружи по искорёженному корпусу и механизмам танка всюду были куски человеческих тел и кишок. В чреве корпуса валялись ноги. Кровища залила всё, что попадало в поле зрения. Смотреть на это было до блевоты неприятно. Горело в моторном отделении, горели сиденья, прорезиненные детали, краска, ткань на остатках тел. Ёмкостей для заливки было крайне мало, каски не ёмкость, насмешка, ведро одно, но других приспособ не было. Битый час бойцы заливали этот танк. После прекращения открытого горения попытались выдернуть за пояс останки пулемётчика и осмотреть нижний пулемёт, но когда увидели, что у того разбита казённая часть, бросили эту затею. Вынули только сплошь облитые кровью несколько коробок с патронами. Конечно, они ещё не знали, что ленты у пулемётов разные. Потому и порассуждали, что для MG в траншее хороший приварок будет, за день был немалый расход. Второй пулемёт в башне также оказался испорчен.

Пошли ко второму подорвавшемуся танку, залезли на него. Передний люк был заперт, как и смотровые окошки, а башенный люк лишь неплотно прикрыт.

Соломин достал из кармана лимонку, вырвал колечко, глянул на Камаева:
- Раз, два, три, открывай.
Камаев приоткрыл люк, Соломин бросил наискось внутрь гранату. Оба спрыгнули с брони. В танке раздался вопль, а потом взрыв. Немец, очевидно, был убит.
- Сбегай, попроси у Воронкова ППШ.
Камаев принёс ППШ. Соломин дёрнул затвор, вставил дуло под башенный люк и, поворачивая влево-вправо в сторону морды танка, дал несколько очередей.
- Если враг не сдаётся – его что? Уничтожают. Эй, вражина – готов аль нет?

Подождали. Внутри движений не было. Открыли люк, Соломин дал ещё одну очередь, и только после этого бойцы решили заглянуть в задымлённую башню и оценить целостность пулемёта. Пулемёт был цел. Убитый фриц исходил кровью на месте мехвода и ещё подёргивался. Соломин залез внутрь, пристрелил фрица и после вторичного осмотра решил снять пулемёт и забрать коробки с патронами. Надышался газов, вылез кашляя, и говорит Камаеву:

- Надо бы у командира килограмм 5 тротила попросить и взрыватель со шнуром.
- Зачем?
- Смотри, движок-то у него целый. Положим заряд на мотор, огневым способом взорвём, никто его потом не восстановит. А так, считай, на буксире утянут, передок ему подшаманят и он снова на нас пойдёт.
- Дело говоришь. Тогда и у того, что в ручье, надо тоже мотор подорвать. Когда наши 25 под мостком рванули, трансмиссию ему всяко бахнуло. А вот мотор мог уцелеть.
- И его кокнем.

Лейтенант выделил им 10 килограмм тола в шашках, отрезок бикфордова шнура на три минуты горения, капсюли-детонаторы, сапёрные спички. Мастера своего дела возились недолго. Минуты на вязку шашек, на обжим капсюлей, вставку зарядов. Сначала подорвали первый, с тем никаких проблем не возникло. Зажгли шнур и дали дёру в окоп Воронкова. Двигатель разворотили отлично. А второй-то был в ручье на боку. Моторное отделение возвышалось над водой. Открыли люк, кое-как приладили заряд на движок так, чтобы детонатор был не в воде, и рванули. Добили и его.

День склонился к вечеру. Фуражкин приказал оставить на каждой позиции по три человека в боевом охранении. Остальных собрал у костров. Все вместе по-быстрому сварганили ужин. Сегодня, можно сказать, за счёт врага случилось настоящее пиршество. Всем досталось и по дольке шоколада, и по ломтю не мёрзлого немецкого хлеба ("Безвкусный он какой-то"). Бойцы гомонили, вспоминая перипетии прошедшего дня. Вот только Соломин с Камаевым угрюмо помалкивали. Артобстрел, спирт, разнос командира, опасность расстрела, залитый кровью и кишками потушенный танк к воодушевлению не располагали. Только сейчас вечером до них дошло - через что они сегодня переступили. А вот остальным как с гуся вода. Пехота, что с неё взять! Сегодня жив, завтра нет. Живи сегодня, а завтра видно будет.

- Всем проверить и почистить своё оружие. Товарищ Иванущенко, вместе с Лазаревым разберите – соберите третий MG, почистьте, смажьте, снарядите для работы. Также займитесь танковым ZB. После чистки оружия всем вернуться на позиции. Противник может начать ночью шарить, мы должны быть готовы. Действуем следующим образом. У нас сейчас по берегу ручья против позиции товарища Бирюкова расставлены на растяжках лимонки. Где бы враг ни полез, он подорвётся. Для нас же это будет как сигнальная ракета. После подрыва глядеть в оба и ни в коем случае не стрелять. Повторяю – не стрелять. Враг должен думать, что это случайный подрыв. Предполагаю, что противник после этого ночью дальше не полезет и дождётся утра. А утром нужно ждать атаку на позицию товарища Бирюкова. На этой позиции не курить. Он её там не ждёт. Мы её сейчас усилим одним MG, танковым пулемётом, подкинем немецких гранат на длинных ручках. Как управляться с ними знаете?
- Было дело, - сказал кто-то из бойцов. – Далеко летит.
- Покажете другим. Подсушитесь, наполните фляги, разберите по котелкам кашу. Через полчаса уходим на позиции. Дремать будем в окопах по очереди.

Высыпали звёзды. Ночь выдалась морознее прежних. Народ по окопам задубел. Не помогали и двойные шинели, кому достались. Лейтенант разрешил время от времени, сменяясь, по 3-4 человека бегать к костру. Иначе не выстоять. Полеонов ходил туда-сюда по всем позициям, проверял караул, будил давно спящих, заставлял шевелиться, прыгать, разминаться. Не хватало ещё, чтобы за ночь обморожения словить. Сам прикорнул лишь пару раз. Лейтенант пристроился на лежанке у костра, наказав дневальным будить его каждые два часа. И показалась ночь нестерпимо длинной.

Немцы время от времени примерно в километре пускали осветительные ракеты. С холма было очень хорошо видно, как те зависали над лесом и долго висели, озаряя мертвенным светом окрестности. Никто за ночь так и не пришёл. Не стал противник рисковать. И ладно.

Продолжение следует.

Игорь Иванович Ивлев. Повесть "Последний решительный". Часть 7. 10 ноября 1941 г.

Последний решительный. Часть 7. 10 ноября 1941 года.

Последний решительный. Часть 7.
10 ноября 1941 года.