Светлая Навь Егора Яшина. Повесть. Часть 7. Окончание.

9 мая 2019 г.

В этом видео расставлены все точки над большой буквой Ё и дана видеоиллюстрация к одноимённой повести:
Часть 8 https://youtu.be/T_3XLYpiIso 
Часть 7 https://youtu.be/QAtiLqhpBz4 
Часть 6 https://youtu.be/W0HOcHH0ka0
Часть 5 https://youtu.be/io5jK_L1H88 
Часть 4 https://youtu.be/YOswYPJLeqM 
Часть 3 https://youtu.be/ve1feq7GAhI 
Часть 2 https://youtu.be/kw8V90OZjHk 
Часть 1 https://youtu.be/KMYwBOO846k 
http://soldat.ru/news/1170.htmlВс/

Ссылки на все текстовые части повести:
Часть 7 http://soldat.ru/news/1170.html
Часть 6 http://soldat.ru/news/1169.html
Часть 5 http://soldat.ru/news/1168.html
Часть 4 http://soldat.ru/news/1167.html
Часть 3 http://soldat.ru/news/1166.html
Часть 2 http://soldat.ru/news/1165.html
Часть 1 http://soldat.ru/news/1164.html

Этой весной они снова вернулись. Они! Я узнал их. Тех, которые 11 лет назад вынесли столько наших! Постарели, погрузнели. Да, земное время для них бежит быстро, это для нас оно остановилось в 1942-м. Мы остались молодыми, а они приобрели черты зрелых мужиков, кое-кто даже, извиняюсь, животы наел. Прямо под нами надыбали они в разных местах остатки амуниции и патроны с гранатами моих товарищей, кого лесорубы при прокладке дороги собрали в бумажные мешки. Долго удивлялись, почему всё это есть, а останков хозяев всех этих предметов нет. Кроме нас рассказать им больше некому, а нас они не слышат. Смотрю, разошлись в разные стороны, назвали это "свободным поиском".

Правее нас один из них, постарше, наткнулся на нашей стороне дороги на проволоку немецкую, что уже в дернине была укрыта временем. Рядом с ней дюралевый котелок отыскал, всё вещал и показывал потом своим, что на нём надпись "Микола" имеется, хозяин, мол, имя своё оставил. Несколько раз он уходил с того места в наш тыл к тем самым островкам, но мы его аккуратно вертали к месту находки котелка. Как? А сдаётся мне, что он нас услышал. Ну, может и не услышал, но ноги его наверчивали круг так, словно он терял путь в нашу оборону, кружил, делая петлю, а потом точнёхонько выходил к котелку этому снова и снова с разных сторон, пока не понял, что крутим его мы и что ему тут и нужно искать. Три круга его пробивало! Но пробило же. Нашёл не копанную никем кружку, потом пару лопаток, взорвавшиеся от пожара патроны, укрытую дёрном немецкую колючку. Посидел, посоображал. Поработал щупом, ходя вокруг да около котелка и патронов петлями меж деревьев, никого из наших не нащупал. Через час поисков вышёл на дорогу, встретил своих на выходе, всё про три круга рассказывал и говорил, что надо вернуться. Ушли. Но наутро он пришёл на то место с подмогой. И у этого котелка они кааак дали – и сразу 9 наших алтайских мужиков из дёрна выудили! А у тех медальоны через одного! Забрали они моих товарищей с собой и те плавно убыли из нашего строя в ту же сторону по правую руку от нас.

Через трое суток вернулись они человек семь в компании с двумя незнакомыми парнями. Подошли к тому месту рядом с дорогой, откуда они девятерых с немецкой колючки забрали. Слышу: "Вот тут Андрей Фёдорович и погиб". Сказал тот, что нашёл котелок с надписью "Микола". Смотрю, он показывает на здоровенную сосну и говорит:

"Вот эта сосна, Ваня, и выросла за счёт твоего Прадеда. Он тут у неё вместе с товарищем лежал вперемежку. Они и дали жизнь сосне. У второго медальон был испорчен низовым пожаром, имя так и не установили. А медальон твоего Деда был в кошельке, потому и записка сохранилась". Парень лет 30 подошёл к сосне, постоял рядом, обошёл несколько раз, а потом обнял её вкруг и заплакал. Стоял в обнимку долго. Проговаривал молитву. Парни, приведшие его сюда, тихо разошлись в стороны и не мешали Ивану говорить с Деревом-Прадедом…

Второй парень оказался внуком алтайца. Вот так, значит, получилось – внук и правнук. Ага. Первые прямые родственники приехали к месту гибели нашего боевого товарища с Алтая. Первые!!! Сколько нас тут лежало! Сколько времени прошло! Сколько моих товарищей уже ушло вслед за находками того, что от них осталось на политой нашей кровью земле! И вот прибыли первые потомки, всего через трое суток после обнаружения своего Деда. Глядишь, и до нас очередь дойдёт.

Спустя сутки эти же ушлые парни нашли прямо рядом с нами в месте, где стоял немецкий ледяной завал, двоих погибших. Сначала наткнулись на гранату. Слышу:

- Опа, противотанковая, РПГ-40, такие гранаты так просто не валяются. Небось в сидоре лежала. Не иначе, рядом хозяин может быть.

Я им сверху:

- Ещё как может, там они десятками лежат!

Спустя минут пять один говорит: "Есть!". Наткнулся щупом на противогаз, а следом и на косточки нашего товарища. Позвали остальных, что скучились правее у давешнего места находки девятерых алтайцев. Те, нагрузившись походным скарбом, в развалочку пролезли через заполненную водой низину, где мы в 1942-м сигали от кочки к кочке, и подошли к месту находки. Вместе с ними пришли и те два внука, что приехали на место гибели Андрея Фёдоровича. Значит, не уехали, остались в лесу и присоединились к искателям. Тем временем у нашего бойца нашли смертную капсулу. Победный крик обежал окрестности: "Медальон!". Солдата быстро обиходили, а, пока суть да дело, тот, что постарше, на щуп рядом нашёл и второго бойца. Зовёт к себе молодого бородатого парня:

– Дима, ты медальон находил?

– Нет, никогда.

– Вот тебе и работёнка на то привалила. Санчо, а ты находил?

– Нет.

– Вот вы друг другу в напарники знатные и напросились. Да ведь? Давайте, аккуратненько приступайте к раскопу, а мы вам мешать не будем.

Спустя минут 10 такой же мощный ор огласил лес:

- Медальон!

Довольно быстро обиходили они и второго нашего товарища. Сели после этого рядом пообедать на сухом месте. И вижу я, что от моего взводного, взрывом накрытого, место их обеда отстоит, ну, метров 15, не более. Интересно, найдут нас или нет? После обеда, вновь поработавши и осмотрев-общупив топкую низину, парни нашли ещё одного бойца, но поднимать его не стали, дело шло к вечеру, а работы там из-за обводнённости было, по их словам, не иначе, как на полдня. У места обеда все собрались и быстрым ходом прошли к взорванным ДЗОТам прямо по нам, по нашим кочкам, где мы полёживали. Один даже споткнулся об осеннего бойца и чуть не упал. Но не почуяли нас.

После этого весной парни больше не появлялись. Видать, уехали. Лес зазеленел, вода из низин почти ушла. А мы опять остались одни у своего пристанища коротать наступившее 77-е лето на месте нашей давней земной гибели.

Шёл день за днём. А я всё слова Петра Иваныча вспоминал:

"Там пребудут Сила, Любовь и Добро".

Как точно устроен этот мир Слави. Одно без другого всю долженствующую стать свою не проявит. Добро должно быть сильным и любящим. Любовь без Добра и Силы будет беспомощной и жизнь не продолжит. Сила без доброго знака и любящей сути может обратиться в горе.

Кто же всё это так верно сотворил? А что же Правь? А там что?...

И вот по лету они вернулись! Из тех, что были весной, остались тот, что постарше, накруживший алтайцев у котелка, и ещё одна женщина, а остальные все другие, весной их не было. Но узнал я всё же среди них двоих, что 11 лет назад были вместе с тем, что постарше. Это когда они нашли и забрали три десятка Храбрецов, что были на немецкой стороне дороги, и остальных человек семьдесят уже с нашей стороны за истоком и поймой ручья. Стало быть, не забыли про нас, вернулись, дорогие наши люди!

На их третий день работы нас нашли!!! Как гвардейцы когда-то, но уже в кочках, ими насыпанных. Пришёл и наш черёд. Добродушные и даже озорные, в предыдущий день они до вечера работали на заболоченной части леса, той, что когда-то была перед завалом и где я перебирался от кочки к кочке в атаке. Мы хорошо их слышали и видели. Там нашего брата было немало. Они вернулись к бойцу, которого не смогли поднять весной из-за воды. Там, как оказалось, они нашли не одного, а двоих пулемётчиков. К вечеру обиходили их, а по окончанию работы, выходя на дорогу к ДЗОТам, они наткнулись прямо под нами на сухом месте на брошенную разминировщиками битую кружку кого-то из нашей роты, рядом с ней – на горстку вспученных низовым пожаром патронов. Сказали, что надо сюда назавтра вернуться, мол, кружки вместе с патронами просто так не валяются.

Что и сделали. Сначала одного нашего бойца рядом с кружкой отыскали, песком присыпанного, потом на щуп второго – осеннего бойца, об которого споткнулись весной, а третьим также на щуп отыскали моего взводного лейтенанта. Потом ещё двоих – Петра Иваныча и Михалыча.

Необычным чёрным прибором тот, что постарше, в первый же день поодаль от вскопанных мест накружил и мои патроны, те дали повышенный сигнал. Парень прошёлся щупом по траве, ткнул в патроны, нагнулся, выдернул их штук несколько, а потом скобой подзавернул дёрн и увидел под его тонким слоем остатки валенок и кости моих ног в них. И мы сверху услышали его восторженный вопль:

- У меня новый боец Красной Армии! Урааа!

Я стал шестым найденным в первый же день их работы под нами. Кости в валенках не врут, есть наши кости – есть и мы. Он задрал голенище одного из них и выудил оттуда мою подписанную ложку. Она была тронута временем и окислением. Какие-то наросты на ней не позволяли сразу прочесть то, что я написал. Я-то её помню чистенькой. Он достал нож и аккуратными движениями начал счищать наросты с дюраля:

- А у нас есть имя! – громко сообщил он своим товарищам. – Яшин Е.И. Укаловск, Соль-Илецк, Сталинская 45. Стоп, какой Укаловск? Соль-Илецк в нынешней Оренбургской области. Мда, это коррозия мешает. Он написал Чкаловская. Всё сходится. Чкаловская область, г. Соль-Илецк, улица Сталинская 45.

Я его поправил:

– Не Сталинская, а Ленинская 45. И зовут меня Яшин Егор Иванович. ЯШИН ЕГОР ИВАНОВИЧ. Слышь, браток?

Но он меня, конечно, не услышал. Меня в первый день больше не трогали.

За рабочий день им удалось поднять останки четверых наших товарищей. При одном из них оказался целый медальон, не найденный молодыми срочниками-гвардейцами при разминировании ещё тогда, десятилетия назад. Так и сложилось в этот день, что найденный медальон да моя подписанная ложка стали для них надеждой на наше опознание. Уж и не знаю, что они делали с ними по уходу, но последовавшие за этим события и прозвучавшие от них на другой день слова даже для нас стали неожиданными. Уж мы-то всякого навидались, через смерть свою прошли, но предположить новые необычные события даже мы не могли.

На следующий день они опять вернулись и продолжили свой труд. Сначала собрали нашего взводного, потом Петра Ивановича, потом Михалыча. На нём отыскали те самые две раскрученные капсулы медальонов без крышек, которые срочники-гвардейцы бросили на останки. И только потом принялись за меня. Этот парень постарше каким-то небольшим прямоугольным предметом всё водил из стороны в сторону. Направит то в одну точку, то в другую, и при этом словно как рассказывает о происходящем и о том, что он видит. Ну, будто кино снимает. Только слишком маленький для съёмок у него этот предмет. У нас в ФЗУ кинопередвижка была здоровенная, большие мотки киноплёнки в жестяных банках, всяко кинокамеры были много больше, чем то, что у него было в руках. Потом этот предмет у него заголосил таким занятным сигналом – просто музыка полилась из кармана. Он достал его, приложил к уху и сказал:

- Да, слушаю вас.

Было слышно, что в предмете кто-то что-то говорил, а парень отвечал. Так это телефоны теперь такие? Без проводов и с музыкой? Ну и дела!

Потом он показал своим товарищам что-то в этом предмете. Было слышно, что предмет заговорил его голосом теми же словами, которые он до звонка произносил, направляя этот предмет на место моего пребывания. На то место, где лежали мои кости. Так вот, он на этот предмет, т.е. на телефон, всё происходящее, получается, ещё и снимал, как на кинокамеру или фотоаппарат, называл это непривычным словом "видос". Снял и то, как с меня сначала очистили тонкий слой песка, как нашли мою голову, долго дивились крепкой сохранности моего черепа и нижней челюсти, как нашли остатки шапки и мою малиновую звёздочку, как разняли оба валенка и вынули оттуда мои ноги. В общем, снял как меня собрали. А потом наставил телефон на себя и, волнуясь, сказал следующие слова:

- Как объяснить это родственникам – мы не знаем. И я не знаю. Как можно объяснить, что вчера находим ложку, на ней чуть ли не полные данные бойца, которые, как оказалось, до номера дома совпадают со сведениями о воине, которые есть в Центральном архиве Министерства обороны благодаря бойцам, что разминировали это место в 1952 году? И они нашли медальон при нём. А в нём 2 бланка. И оба этих бланка приложены к донесению командира 129-го гвардейского стрелкового полка, который разминировал это место. Вот как это объяснить? Они разминировали, да, сняли 2 медальона, да, прочитали, приложили к донесению, да, но боец-то тут, а тут, как вы видите, тайга, лес, - и он повернулся вокруг своей оси, показывая – где он находится.

- Кромешный, галимый лес. Ну, и как это объяснить? Он что, на мемориале? Нет. Он что, под памятником? Нет. Как это объяснить, что он тут, а медальоны его – в архиве? И потом кто-то скажет, что мы придумываем здесь что-то?

Я не ведаю – откуда он узнал про то, что при мне было 2 бланка в смертной капсуле. В той, что изъяли гвардейцы при разминировании. Где он их нашёл? Где он мои полные данные прочёл – на ложке-то лишь инициалы? Откуда он про гвардейцев узнал? Про 1952 год? Где он мог прочесть донесение командира гвардейского полка? Архив ведь не в лесу и не на станции на железке. Уехали вчера поздно, вернулись рано, всяко куда-то выехать из лесов в этот загадочный архив не могли. Так мы и остались покуда в неведении.

Но было крайне удивительным то, что теперь они меж собой называли меня исключительно Егором Ивановичем и говорили со мной как с живым. Меня ж после смерти никто никогда не видел, кроме гвардейцев Петрова и Бирюкова, обшаривших и прикопавших меня, да их взводного лейтенанта в 1952 году.

Про меня и товарищей моих все забыли. Как живые мы были, всё призывали думать о Родине и воевать за Родину! А такие, какие мы сейчас есть, мы стали никому не нужны. Говорю уж как есть. Даже обидно, хотя что нам, бесплотным, земные обиды. И вдруг слышу от парней – Егор Иванович. Мог бы плакать – слеза прошибла бы. Не иначе.

Меня собрали в плотный шуршащий мешок. Большой я получился. Мешок подписали моими полными фамилией-именем-отчеством. Собрали в разные мешки всех моих товарищей, кто оставался там на сухом месте и не был размолот гусеницами бульдозера или увезён лесорубами неизвестно куда. За 2 суток они постепенно нащупали в сухом дёрне и кочках 8 человек нас. С двоими же пулемётчиками с низины всего набралось нас найденных десять человек. Шестерых нашли на патроны и гранаты, как и меня. Больше ничего при нас не осталось. А других четверых словили на щуп. На стук костей наших под их щупами. Специфический он, стук этот. Ни с чем не спутаешь.

Всё обсуждали – удастся ли установить командира? Это про нашего взводного они. Говорили про дивизионное донесение о погибших. А мы же не с дивизии. Мы бригадные парни. Вот как им подсказать, коль не слышат? Может сами догадаются как-нибудь?

Парни связали верёвкой горловины мешков по два, взвалили нас себе на плечи и потихоньку отправились по знакомой до боли лесной дороге. Вот так на закорках мы и двинулись с насиженного, донельзя надоевшего, места. Мы за ними поплыли поверху. На полпути у них стояла в лесном кармане машина, нас аккуратно погрузили в заднюю дверь и с тем мы отбыли в их лагерь. Ехали с ветерком, ну, и мы с ветерком за ними поспевали.

У лагеря, накрытом крышей из большой диковинной плёнки, мешки с нашими останками определили в отдельное место, которое было огорожено белой лентой. Парни поставили на стол стопку водки, накрыли её ломтём хлеба, положили на него что-то с коричневым окончанием. Ужин уже был готов, дневальный расставил котлы и сковородки у костра для начисления порций. Занятно было наблюдать, как у современных людей полевой быт налажен. Но самое необычное было в том, что вот те самые прямоугольные предметы, в которых и кинокамера с "видосами", и телефон, и музыка, оказались… у каждого. Пока почистили "перья", умылись, а кто-то и в озере выкупался, да пока не получили ужин от дневального, каждый успел достать этот свой предмет из палаток и уткнуться в него кто минут на 5, а кто и подольше. Что они там нашли? Что там смотреть? Но потом, конечно, принялись за ужин. Можно сказать, что стол ломился от яств. А как иначе назвать, если две трети стола уставлено всякими свёртками, банками, бутылками, коробками, шелестящими прозрачными пакетами, и оттуда нет-нет, а и достанет кто-то что-то себе по вкусу в плюс к котловому довольствию. И из котлов каждому досталось по 2 блюда с добавками, и чаю ведро накипичено было. Дааа, непривычный я к такому. У нас и в Соль-Илецке особо не разгуляться было, и в пензенском селе, откуда родом, тоже бедно жили, ну, а уж на фронте сухари да каша со следами мяса 2 раза в сутки, а то и раз, если не повезёт. Здесь же народ, вижу, ни в чём себе не отказывал, ели от пуза. Если так сейчас все в России живут, то можно сказать, что неплохо живут. Уж точно получше нас, по крайней мере по еде.

Как стемнело, завели движок и дали свет к столу. Поставили длинную приспособу с розетками, туда сразу все воткнули чёрные предметы, к которым присоединили свои, ну, телефоны-кинокамеры, что ли. Не знаю как назвать. А тот, что постарше, присоединил к пустой розетке чёрный плоский прямоугольный ящик, открыл крышку, нажал что-то, там засветилось и появились буквы, а потом картинки. Вставил в предмет сбоку какую-то малую вещицу, подождал немного и потом слышу:

- Всё, мы в сети. Давайте донесение посмотрим. Мы же восьмерых на сухом месте подняли? Восьмерых. А в донесении командира гвардейцев сколько было упомянуто? Вот и я про то – восемь упомянуто. А перечислены записки из медальонов у шести человек, т.е. два медальона они не прочли. Тэк-с, надо посмотреть приложения к донесению, там медальоны.

Что-то понажимал, подождал, опять понажимал. Я завис над ним за его плечом и начал всматриваться в светящийся предмет. Там менялись картинки, остановились, он начал на предмете что-то нажимать и смотрю – на светящейся крышке предмета стали появляться мои фамилия, имя и отчество. Он что-то справа сильно нажал, почти ударил, картинка начала меняться, на крышке появились несколько строк текста и каждая из них – опять мои фамилия, имя и отчество. Он чем-то выбрал одну из них, нажал, картинка сменилась, появился новый текст в столбик и опять – слева мои фамилия, имя и отчество, а справа от него написано "Соль-Илецкий РВК, Чкаловская обл.". Он приподнял вверх этот текст, под ним оказалась картинка с машинописной таблицей на сером фоне. Смотрю, в ней под номером 6 в красной полосе снова мои фамилия, имя и отчество. А под ней запись "данные неразборчивы". Как неразборчивы? Я очень подробно всё написал про себя почти печатными буквами. А потом гляжу, - против этой записи слева стоят цифры 7 и 8. Получается, у шестерых записки были прочтены, а у двоих не разобрали.

Парень опять чем-то в руках что-то несколько раз нажал и я увидел на светящейся крышке… записку из своего медальона, а чуть позже и вторую. Да, группа крови у меня редкая, четвёртая, это я и в одной из записок написал. Улица Ленинская 45 в Соль-Илецке. Там же и мои родные сокращённо записаны – Гришунин Александр Иванович (он отчим мне) и мама Гришунина Евдокия Ивановна.

Свиделся, значит, и я с родными. Теперь я понял – каким макаром узнали эти люди как меня полностью зовут! Уж и не знаю, чем они это сделали, как и где они смогли в лесу найти две моих записки в каком-то "архиве", правда, в сероватом и тусклом виде, но это действительно были записки, написанные моей рукой прямым почерком простым карандашом на обычных клочках бумаги. Командир роты заставил нас всех ещё осенью заполнить, когда в бригаду поступил из штаба армии целый ящик пустых смертных капсул. Не каждый из нас это сделал. Кто иголки стал хранить, кто суеверничал и говорил со смехом: "Брось дурью маяться, Егорка, заполнишь – убьют". Смех смехом, но смерть потом забирала от нас всех подряд без разбору, - и тех, кто ржал и ничего не заполнял, и тех, кто подробно исписывал своими сведениями выпрошенные у писаря кусочки бумаги. Вот и сработали две моих записки. Верно, лежат сейчас за тридевять земель где-то в военном архиве, а современная техника, наверное, настолько дошла, что парни прямо от костра смогли туда как-то залезть и выудить их вместе с записками моих товарищей. Восемь записок – восемь наших бойцов, которых они только что нашли у ДЗОТов. Как в аптеке, всё точно.

Через двое суток работы они заговорили между собой, что скоро уезжать и бойцов надо обиходить во времянку. Странное это слово - "времянка". Слышу, что нас похоронят на следующий год. Как так? Собрали все мешки с нами, всего 10, снова погрузили в машину и мы поехали по той же лесной дороге… в обратную сторону, а именно в сторону того места, где мы обретались столько лет! Мы за ними. Теряемся в догадках, что бы это могло быть? До нашего места не доехали, да там никто бы не доехал, кроме трактора. Встали в том же кармане у дороги, парни нас вынули, каждый взял на плечи по 2 мешка и, ведомые тем мужиком, что меня нашёл, потопали через заболоченные места куда-то вглубь леса в сторону нашей обороны. Пришли на какой-то пупок, поросший ёлками и берёзой. Выкопали на сухом месте яму метр на метр, сложили в неё все мешки, мой подписанный поставили в самую середину. Вот-те раз! Слышу:

- Егор Иванович, товарищи, вы не подумайте, что мы всех вас бросаем. Нам вас сейчас не обслужить, только весной можем это сделать. Поэтому побудьте пока в этом пристанище, во времянке, а весной мы за вами придём. Не сомневайтесь!

С этими словами мужики начали накидывать на мешки с нами песок. Засыпали, потом набросали сверху прошлогодней листвы, положили сухую лесину, в общем, замаскировали.

- Мы вернёмся! – пообещал тот мужик, что меня нашёл, и принялся на небольшом сером приборе с окошком нажимать какие-то кнопки.

- Обязательно вернёмся, - повторил другой невысокого роста. Женщины стояли молча, но было видно, что глаза у них были на воде. Некоторое время никто не сдвигался с места. Группа засуровела, усерьёзнилась так, что мы поняли всю важность для них этого момента. А ведь не врут.

И ушли болотцем обратно. Скрылись из виду. Вдруг затухающе донеслось уже издаля: "Мы вернёмся!". Смотрим друг на друга. Михалыч:

- Вернутся?

- Вернутся, слышал же, обещали, - сказал взводный.

- Мы много чего слышали, - ответил Михалыч.

Я не утерпел:

- А я думаю, вернутся. И ждать недолго осталось, до весны всего чуть! Как думаешь, Пётр Иваныч?

P.S.

Забыл рассказать про танк Т-34. Его вытащили тогда же зимой 1942-го. Пригнали такую же "тридцатьчетвёрку" с тросом, на ней привезли справное бревно, привязали его цепями и проволокой к тракам подтопшего танка. Взревели оба мотора, засевший танк начал рывками коротко давать задний ход "гусянке" и бревно постепенно залезло под него в хлябь до первого катка от ведущей шестерни. После этого второй танк натянул трос, оба одновременно по отмашке командиров дали газу, рванулись назад и выдернули засевшую "тридцатьчетвёрку" из майны. Бревно сняли. Тихим ходом отползли на твёрдое место, расцепились и парой ушли в тыл.

И.И. Ивлев ©