Светлая Навь Егора Яшина. Повесть. Часть 5.

6 мая 2019 г.

В этом видео расставлены все точки над большой буквой Ё и дана видеоиллюстрация к одноимённой повести:
Часть 8 https://youtu.be/T_3XLYpiIso 
Часть 7 https://youtu.be/QAtiLqhpBz4 
Часть 6 https://youtu.be/W0HOcHH0ka0
Часть 5 https://youtu.be/io5jK_L1H88 
Часть 4 https://youtu.be/YOswYPJLeqM 
Часть 3 https://youtu.be/ve1feq7GAhI 
Часть 2 https://youtu.be/kw8V90OZjHk 
Часть 1 https://youtu.be/KMYwBOO846k 

Ссылки на все текстовые части повести:
Часть 7 http://soldat.ru/news/1170.html
Часть 6 http://soldat.ru/news/1169.html
Часть 5 http://soldat.ru/news/1168.html
Часть 4 http://soldat.ru/news/1167.html
Часть 3 http://soldat.ru/news/1166.html
Часть 2 http://soldat.ru/news/1165.html
Часть 1 http://soldat.ru/news/1164.html

У некоторых солдат наушники на голове, как у нашего радиста в батальоне, какая-то зелёная палка с рамкой в руках, сапёрные лопатки, без шинелей. Идут медленно, поводя палками из стороны в сторону. Непонятно, что и делают-то. И только после того, как одна за другой из-под наклонившихся людей стали показываться выкопанные мины, мы поняли, что это такие приборы, которые мины отыскивают. До чего же техника дошла!

Им сильно проволока колючая мешала. Фрицы же её не только вдоль дороги натянули, но и поперёк неё. Немец – вояка хитрый. Там, где возвышенность на нашей стороне дороги, там у них и опорник – ДЗОТ, а то и два, те самые заборы в три ряда проволоки, спирали, мины. А если возвышенность на их стороне дороги, то опорник оборудован там и всё повторялось. Таким образом для нас оставляли только заболоченные участки. Немец всегда на сухом, а мы в обороне или наступаем всегда по мокрятине и топким местам! И получается, что для того, чтобы создать сплошную линию обороны, их проволочные заборы и минные поля от опорника к опорнику неизбежно должны змейкой пересекать нашу дорогу. Они и пересекали её "пилой" во многих местах. Потому солдаты двигались медленно, гомонливо. Пока мины снимут, пока проволоку срежут, пока плети её оттянут, пока проход сделают для подвод. Да-да, именно с лошадками братва управлялась. Пара лошадей, одноконные повозки с брезентом, шинелями, вещмешками, другим скарбом. По разбитой взрывами дороге, изгаженной проволочными заборами и минами, могла пройти только лошадка.

Небыстро дошли они и до нашего участка и встали против меня, лежащего всего метрах в 50 от дороги. Сняли несколько десятков мин у тех самых злополучных ДЗОТов, у которых мы полегли. Часть мин валялась прямо на земле, немцы их ставили зимой в снег, а другие утаились в грунте. Сложили после съёма их штабельком у амбразуры. Присели рядом в ожидании приказа, всего 9 человек, отделение, стало быть. Подошёл лейтенант, пересчитал мины, что-то записал в блокнот, приказал перекусить. Подлетел, парЮ над ними, любопытствую. Даже опростаться бойцы с дороги не сходили, прямо тут всё, извиняюсь, и делали. Солдаты достали дрова из повозки, прощупали место, сварганили прямо на дороге костерок, набрали в бидоне воды, вскипятили котёл, засыпали туда концентрат из пачек, открыли 2 банки тушёнки, начистили лук, ссыпали, помешали, посолили и довели до готовности. Хлеб в буханках резали крупными ломтями. Покормили из торбы лошадей. Пообедали, запили из фляг. Получили от лейтенанта приказ продолжать разминирование, включая сами ДЗОТы и площадь вокруг них. Командир ушёл по дороге назад, где слышались голоса других, видимо, отделений его взвода. Проверять и руководить пошёл, не иначе.

А те, что остались, под командой отделенного приступили к работе. Сначала сняли мины с брустверов, из окопов, потом у дверей ДЗОТов. А двери не открывали. Достали из повозки моток верёвки, железную кошку, двое солдат осторожно прицепили её одним зацепом к двери, растянули верёвку вдоль окопа, сами залегли за его поворотом, предупредили остальных – и дёрнули. Дверь открылась, взрыва не произошло. У второго ДЗОТа сделали то же самое, и тоже взрыва не последовало. Наверное, это и притупило бдительность молодых солдат. В первый ДЗОТ зашёл их отделенный командир, явно не первогодок. Уж что он там делал - мне видно не было, но всем нам хорошо был слышен хлопок и вырвавшийся из дверного проёма и амбразуры ДЗОТа сноп пыли и дыма. Дверь захлопнулась. Бойцы мигом прижались к земле и некоторое время не подымались. Те, кто был в окопе, начали звать того, что в ДЗОТе:

- Товарищ сержант! Товарищ сержант!

Тот не отвечал. Солдаты поднялись, один из них крадущимся шагом подошёл к двери, приоткрыл её, заглянул внутрь:

- Всё, нет сержанта.

Что его подвело? Неосторожность или ухарство? Не знаю. И поднялась его Душа к нам. То-то у него было удивления! А у нас вопросов:

- Василь, ты чего учудил там?

Парень очумело оглядывался, не понимая, что происходит. Довольно быстро ответил:

- Да не знаю, на лавке там ящик деревянный лежал, я его хотел взять и вот…

Михалыч тут же ему ввернул:

- Браток, а война-то кончилась? Чья взяла?

Боец ответил не сразу, оторопев от неожиданности своей смерти и такого кучного окружения нас, ПРЕДЫДУЩИХ:

- Давно уже. Мы в 45-м одолели, 9 мая, в Берлине гада кончили, полная капитуляция была.

- Вот-те раз! Сдюжили всё-таки зверя, аж до Берлина дошли?

- Не, дальше дошли, до Эльбы, в Вене были, и до сих пор мы там.

- Где там?

- В Германии, в Австрии, Венгрии, Чехословакии, Польше. А, ещё в Румынии, в Болгарии были, в Югославии. Пол-Европы. Финнов победили и японцев.

- Да ты что! А Японию прижали?

- Да, и Японию. Тоже полная капитуляция была у неё. И с Китаем теперь дружба большая.

- А как второй фронт, как американцы?

- Ну, те только в 1944-м второй фронт открыли. Там и англичане, и французы с ними вместе союзничали. Они взяли вторую часть Германии и сейчас она разделена на две половинки: в восточной – мы, в западной – они. И Берлин тоже на 4 части поделен, у нас восточная часть, а вся западная у них. Японцев выкинули с материка и сейчас они только на своих островах.

- Вот это да! А как товарищ Сталин?

- Живой товарищ Сталин, что ему сделается, он у нас теперь генералиссимус Советского Союза. Постарел, правда, но держится бодро. Да у нас сейчас всё восстанавливается. Столько уже отстроили, говорят, даже лучше, чем до войны было. Не везде, конечно, не до всего руки дошли, но дело идёт. Без товарища Сталина уж и не знаю, смогли бы? А вы что тут делаете?

Никто из наших не решился огорошивать молодого бойца правдой о том, что его внизу в живых уже нет. Потому и задали ему вопрос так, словно не слышали того, о чём он спросил:

- А ты-то что тут делаешь? Что за палки у вас в руках?

- А, ну, у нас приказ, вот выполняем. Наша гвардейская часть выдвинулась из-под Выборга, поставили лагерь, тут недалеко, разминирование территории. Палки – это не палки, это миноискатели. Ищут металл, по сигналу прибора ощупываем место специальными щупами, это другие палки у вторых номеров, только после этого начинаем копать. Вот, дошли до вас. Дык вы-то что тут делаете?

Пётр Иванович решился на ответ:

- А ты взрыв мины в ДЗОТе помнишь? Вспышку усёк?

- Конечно, помню. Там снизу проволочка от ящика в сторону была, я её сразу не заметил и случайно дёрнул. А дальше вас увидел.

Возникла небольшая пауза. Наш взводный тихо произнёс:

- Убило тебя, Вася. Неживой ты. И мы тут такие же, неживые. Уже лет 10 как.

- Как неживой? А почему я вас вижу?

- А так. Неживой. Убитый. Как и мы. Глянь вниз, вишь, вон там в стороне от дороги каски наши кучно лежат. Присмотрись, что там вместе с касками? Черепа наши, вишь, белеют? Это мы. А теперь глянь, что твои бойцы делают.

Солдаты вытащили тело сержанта из ДЗОТа и положили его подле штабеля мин прямо на дороге, накрыли шинелью. Всё тело впереди было иссечено, часть осколков (шариков?) вырвали клочья из погон, вОрота, попали в глаза, в общем, и лицу сильно досталось. Боец умер сразу, мгновенно. Лёгкая смерть. Эхо войны, туды её в качель!

Василий спустился вниз к телу, долго смотрел на него. Потом вернулся к нам.

Прибежал лейтенант. Откинул шинель. Осмотрел, сделал записи в блокноте. Довольно долго потом записывал показания у каждого солдата – где, кто и что делал в момент подрыва. Взял росписи. Нарисовал схему места и расположения солдат во время подрыва. Забрал из кармана пробитый осколком комсомольский билет у сержанта. Приказал положить того на повозку. Бойцы освободили место в ней, сложив всё во вторую, подняли отделенного, положили в повозку и накрыли его шинелью.

После этого лейтенант приказал работу по разминированию продолжать. Раз так, то не иначе, что не первый случай такой. К гибели в мирное время привыкнуть невозможно. А тут отнеслись спокойно. Это у нас в военное время, бывало, трупы погибших прямо на дорогах и неделю, и две, и три лежали, никто их не хоронил, хорошо, если хоть к обочине кто стащит. А что уж про лес бездорожный говорить. Вот мы лежим уже десяток лет, как погибли, и что – за нами кто-то пришёл за эти годы? А тут время мирное, но если взялись за разминирование, то при том количестве мин, снарядов, гранат и бомб, что оставила война, гибель разминирующих неизбежна. Лейтенанту тому точно прилетит по "шапке" от вышестоящего командования. Но под суд отдадут вряд ли. Хоть это ЧП, погиб человек, но погиб он на боевом посту. Лейтенанта, верно, накажут, как и наших командиров за чрезмерную гибель солдат, бывало, наказывали, не всегда, правда, но наказывали – с роты на взвод с понижением перекидывали, а то и с батальона на взвод. И человек продолжал командирить. Посмотрим-поглядим, что будет завтра. Если он снова на свой участок сюда придёт, значит, лишь пожурили и приказали продолжать выполнять боевую задачу.

Лейтенант ушёл. Солдаты походили ещё вокруг ДЗОТов и я уж подумал, что сейчас в мою сторону двинутся. Ан нет. Работа у молодых шла не шатко, не валко. Хоть им и назначил лейтенант старшего из них же самих, и хоть тот даже попытался поруководить, но близкая смерть командира отделения подействовала на мальчишек-срочников плохо, старшего послали на три буквы. В таком состоянии до ещё одной смерти рукой подать. Каждый, наверное, это почуял и, скорее, создавал видимость работы, не ахти как утруждая себя. Достали мин снятых и сложили в штабель всего пяток штук. Так подошёл вечер.

Вернулся лейтенант. Собрал всех, построил, задал для чего-то перекличку. Волнуется. Потом подошёл к повозке с сержантом, приподнял шинель, посмотрел на него и дал команду нагрузить обезвреженных мин на свободное место в этой повозке. Положили куда пришлось. Сержанту ноги свели, подвязали куском верёвки, по бокам от него и уложили мины. Все не уместились. Тогда остаток положили среди скарба на второй повозке.

Лейтенант скомандовал на выход. Отделение неспешно побрело по дороге, сдерживаемое неторопливым ходом лошадей. Те виляли меж воронок, повозки скакали на брёвнах гати, которую немцы уложили в мокрых участках, а у сержанта то и дело рука выпадала из-под шинели за край повозки. Её подвязали к поясному ремню.

- Прощевайте, братцы! - сержант Вася попрощался с нами и тихонько поплыл вслед за повозкой. Раз оглянулся. А мы снова остались у себя в молчаливом строю, покачиваясь. 

Наутро к нашим ДЗОТам вернулись человек 20 с четырьмя лошадьми и повозками. Разглядел бойцов того же отделения, лейтенант был тот же. Значит, просто взгрели и приказали продолжать выполнение задачи. Лейтенант распределил участки работ. Одним достались окопы и землянки немецкого гарнизона, другим продолжение дороги, а третьим – третьим было приказано разминировать в нашу сторону. До того завала, что мы штурмовали в 1942-м, местность была сухая, крупных воронок немного, только поваленные стволы осложняли работу. Я так понял, что они собрались место расчистить для чего-то, может даже для временного лагеря. С дороги пока не сойти, до этого места и после участки низкие, заболоченные. А тут вполне обширный кусок, который после расчистки можно заполнить палатками и даже кухней, не всё же им сухпаем перебиваться. Это мы так наверху меж собой подумали, а как оно на самом деле, какой приказ получил лейтенант – нам то было неведомо. Но расчистка началась.

На протяжении метров 30 парни срезали и убрали сначала один проволочный забор, потом спирали, а между ними мины противопехотные. Те играли на солнце волнующимися тонкими усами взрывателей, нам их сверху хорошо было видно. От части мин тянулись в стороны растяжки к колышкам. Мы видели их установку, когда после наших атак немцы переделывали свою оборону, громоздили все три ряда заборов из колючки, напихивали в промежутки спирали и мины-"лягушки" без счёта. Время от времени уже в мирное время нет-нет, да и взорвётся то одна, то другая в разных концах леса, когда то ли птица редкая сядет, то ли ветка шалая упадёт на них, а то и просто минный стакан на бок завалится. Хлопок, взлетает дура из стакана на метр и тут уже полновесный взрыв, брысссь – и шарики в разные стороны разлетаются. На месте только железный стакан и остаётся. Но стойкость остающихся мин к природным воздействиям удивляла. Наши мины давно бы уже самоликвидировались. Да просто взрыватели бы вымокли и вышли из строя, а эти, твари европейские, держатся хоть куда и до сих пор смертушку несут окаянную для всего живого.

До обеда бойцы сняли второй забор и мины на том же протяжении. До меня оставалось метров 30. После обеда сняли третий забор, спирали и мины после него. До меня уже метров 20. Я так и остался после всех атак самым крайним к немцам, все наши лежали уже после меня, если смотреть от ДЗОТов в сторону нашей обороны и трёх островков. Солдаты после снятия мин у третьего забора дальше в лес не пошли. Лейтенант приказал им больше не продвигаться, только убрать заборы. На том рабочий день у них кончился, бойцы собрались, погрузили мины на повозки и ушли по дороге в лагерь.

Нас они заметили. Давно. Нас трудно не заметить. Кучи касок, пулемётных коробок, противогазов, гранат, винтовок, разбитых пулемётных станков и самих пулемётов, а пуще того – многие десятки наших скелетов в полусгнивших шинелях, валенках, ботинках ощерились пустыми глазницами в небеса. Жуткое зрелище. Рукой подать. Оно и для нас, привычных, тоже жуткое, а для них, необстрелянных, каково? Да и запах, да-да, тот самый запах смерти вряд ли полностью выветрился от нас…

- Может, потому лейтенант приказал дальше в лес не выдвигаться? – спросил осенний боец. – Может, приказа собирать ещё нет?

- Всё может быть, - ответил ему наш взводный. – Сам знаешь, в армии всё делается или не делается только по приказу. Так что ждём приказа, браток.

- Ждём.

Прошло несколько дней. Не раз мы слышали голоса правее, однако, на наш участок никто не приходил. Уж и заждались. А потом началось самое главное. Мы увидели, как наши сотоварищи-бойцы, парящие, как и мы, над полем боя правее метров 300-350, вдруг потихоньку начали уплывать в конце каждого дня малыми группами всё дальше и дальше вправо по дороге. Вправо – это если считать по фронту, когда впереди немцы, а наша оборона сзади. Сначала непонятно было, что происходит, а потом как пробило: "Забирают!". Нас начали собирать и увозить. Вернее, увозить то, что от нас осталось. Мы не видели, как это происходит, но поняли, что и наш черёд близок.

И вот настал день, когда тот же лейтенант вместе со взводом снова прибыл к двум ДЗОТам, возле которых мы и погибли. Запряжённых в повозки лошадей вновь было четверо. Бойцы сгрузили скарб на землю, выудили из имущества какие-то крючья, надели резиновые перчатки, а потом марлевые маски на лица. Цепочкой пошли в нашу сторону. Первыми шли разминировщики с миноискателями. Дальше снятых мин у ближнего к нам забора никто из них ещё не заходил, потому им надо было разминировать местность уже среди нас. Постепенно, снимая мины, подошли ко мне, само собой, к первому. Меня перевернули крючком, голова откатилась за кочку, морщась, обшарили складки прогнивших шаровар, в рваном кармане нашли капсулу медальона. Я, само собой, спустился сверху вниз к ним и всё это видел, рядом будучи. Момент, конечно, тот ещё. Столько ждал, а тут всё так размеренно и обычно. Солдаты переминаются, кое-как запах терпят, но носы пальцами не зажимают.

- Товарищ гвардии лейтенант, есть! – сказал один из солдат.

- Гвардии рядовой Петров, доложите по форме. Что есть?

Солдат открутил крышку, достал оттуда обе моих записки, развернул:

- Товарищ гвардии лейтенант, у солдата найден медальон. В нём есть записки. Целых две. Фамилия Яшин, зовут Егор Иванович. Чкаловская область.

Подошёл лейтенант, взял записки:

- Да, а родился-то в Пензенской области. Интересно – когда погиб?

Ору ему:

- 10 февраля 1942 года, товарищ гвардии лейтенант! Первая горно-стрелковая бригада, второй батальон, пятая рота! Нас тут много. Товарищ гвардии лейтенант!

Не слышит. Но почему-то оглянулся по сторонам, словно чего почуял. Достал блокнот, сложил записки пополам, разгладил и вложил их между блокнотных листов. Блокнот вложил в планшетку.

- А с ним что делать? – спросил Петров.

- Бирюков! Ко мне.

Коренастый солдат подскочил к лейтенанту:

- Я, товарищ гвардии лейтенант.

- Помоги Петрову, соберите бойца Яшина кучнее и присыпьте его землёй. И поаккуратнее.

- Как землёй? За что землёй? А почему других забрали? – завопил я. Но разве меня услышат? Тут весь наш строй никто не слышит и не видит. Я наверх к своим:

- Мужики, чо деется-то? Почему не забирают?

- Приказа нет, наверное, - сказал взводный. – Сейчас и с нами то же самое сделают. Вот как пить-дать.

Продолжение следует.
И.И. Ивлев ©