Светлая Навь Егора Яшина. Повесть. Часть 4.

3 мая 2019 г.

В этом видео расставлены все точки над большой буквой Ё и дана видеоиллюстрация к одноимённой повести:
Часть 8 https://youtu.be/T_3XLYpiIso 
Часть 7 https://youtu.be/QAtiLqhpBz4 
Часть 6 https://youtu.be/W0HOcHH0ka0
Часть 5 https://youtu.be/io5jK_L1H88 
Часть 4 https://youtu.be/YOswYPJLeqM 
Часть 3 https://youtu.be/ve1feq7GAhI 
Часть 2 https://youtu.be/kw8V90OZjHk 
Часть 1 https://youtu.be/KMYwBOO846k 

Ссылки на все текстовые части повести:
Часть 7 http://soldat.ru/news/1170.html
Часть 6 http://soldat.ru/news/1169.html
Часть 5 http://soldat.ru/news/1168.html
Часть 4 http://soldat.ru/news/1167.html
Часть 3 http://soldat.ru/news/1166.html
Часть 2 http://soldat.ru/news/1165.html
Часть 1 http://soldat.ru/news/1164.html

Один из бойцов у завала стрелял неторопливо и что-то тщательно выцеливал. Увидел у него снайперский прицел, но никак не мог понять – куда он бьёт. И только после того, как с сосны кулём вниз с воплем рухнул и заткнулся фашист-корректировщик, понял – кого он так основательно выхаживал пулями. "Ай, молодца, браток, вот удружил, снёс матёрого!" – дружно поддержал наш верхний строй. Третьего уложили за один бой. 

Смотрю, а наши уцелевшие бойцы, постреляв от завала, начали потихоньку убегать в сторону островков. Т-60 дал заднюю передачу, отъехал от завала, развернулся и по своим же следам ушёл к "тридцатьчетвёрке". Подъезжать к ней не стал, риск завязнуть командир не забыл. Оба танка, видимо, истратили боезапас и стрелять стало нечем. Да и дыму экипажи наглотались. Артснаряды фрицев по-прежнему, хотя и с меньшей частотой, рвались по полосе атаки, а потом разом всё стихло. Только несколько одиночных винтовочных выстрелов прозвучало с обеих сторон. Вновь курились свежие воронки. Прибавилось срезанных снарядами и разрывами падших стволов, лес изрядно поредел. Тут и там виднелись раскуроченные торчки, оставшиеся от сосен и берёз. К нам снизу поднялись всего человек 15 с нашей стороны и трое с немецкой. Как и я позавчера, они удивлённо озирались по сторонам, не в силах пока понять – где они и что с ними, коль уж их явно убило внизу. Я подплыл к матёрому фрицу, долго смотрел на него, теперь уже парящего. Он уставился на меня и тоже взгляд не сводил. Морда наглая, виноватости в глазах никакой. Что ему сказать? А нечего говорить, да и не поймёт ни хрена. Плюнул в сердцах да отплыл от этой сволочи к нашим. Среди них прибавилось алтайцев, для которых это был чуть ли не первый, максимум второй, бой. Всем мужикам за 33-35. Разговорились. Почти у всех у кого 1-2, а у кого и 4, и 6 детей было. Все поработали и на Западном фронте, дороги строили, и на Ладоге Дорогу Жизни гатили. Прибыли сюда в пехоту неделю назад. Отвоевались. 

Бой опять ничего, кроме отъёма людских жизней, не принёс. Добавилось лишь количество чернеющих внизу трупов, воронок, винтовок, гильзача и прочей амуниции. Обе стороны остались "при своих". Да, мы уничтожили ДЗОТ и его расчёт, почти вывели из строя танк, да, заставили замолчать второй ДЗОТ, но – какой ценой? Пятнадцать новых Душ положили за всё это, по сути невзрачное и мелкое! Фрицы за ночь и завтрашний день восстановят оба ДЗОТа, они известные землеройки, уж чего-чего, а укапываться в оборону и вновь делать её неприступной они умеют. А нам снова дадут приказ зачем-то взять эту пуповину и тем самым навалять ещё десяток-другой жизней. Эх, Рассея-матушка! Не бережёшь ты своих сынов...

Приподнялся я повыше над соснами и над парящими моими товарищами, высоко забрал. Огляделся. Сказать, что был удивлён, значит, ничего не сказать! Чётко просматривалась заснеженная лента лесной дороги влево и вправо от меня. Наши с севера, немчура с юга от неё. И по обе стороны этой дороги, больше, конечно, с нашей стороны, сколько видел взгляд - парили Души наших бойцов в таком громадном количестве, что наша солидная группа у ДЗОТов показалась мне малой. Словно подсвеченные изнутри, на расстоянии они сливались друг с другом в единые синеющие группы почти без деталей. Между ними были небольшие разрывы. Вижу один из них и понимаю, что этот разрыв метрах в 200 от нас – исток и пойма ручья, который протекал через дорогу и наши окопы в тылу. Ага, туда мало кто в хляби полез. Чуть дальше него на немецкой стороне увидел группу человек 30. Если это наши, то Храбрецы смогли одолеть обстрел и ловушки, фрицами поставленные, и перевалили через дорогу, но там вблизи неё и смерть свою нашли. Вряд ли так кучно могли погибнуть немцы. А дальше, сколько смог увидеть, бойцы парИли лишь с нашей северной стороны дороги, погибнув, как и мы, на нейтралке, густо и людно. С немецкой южной стороны там и сям виднелись лишь одиночки или группки по 2-3 человека. Такое соотношение переворачивало всё моё парящее Существо. 

Спустился вниз, говорю своим:

- Мужики, знаете, сколько наших набили?

- Знаем. Ты чо, Егор, думаешь, один такой умный, что взлетел осмотреться? Нагляделись уж, - сказал осенний боец. – Мы тут с осени только и делаем, что глядим, как счёт наших увеличивается. И никто из нас отсюда не уходит. Немцев утаскивают, а наших нет. 

- Что делать-то?

- Жди…

На следующий день к немцам по дороге добрался танк с волокушей и припасами на ней. Тот покоцанный танк, что был у них на позиции, выполз из ниши, кое-как развернулся, уступив место прибывшему, и выехал на дорогу. К нему прицепили первую волокушу, на неё погрузили тела трёх убитых фрицев, связав их между собой, а сзади к ней пристроили вторую волокушу, освободившуюся после разгрузки. На неё кинули для чего-то пустой брезент. "Хозяйственные, сволочи!". После недолгих разговоров танкистов с остающимися танк неторопливо двинулся в обратку влево от нас. Смотрю, а те трое фрицев, что парили чуть поодаль от нас у ДЗОТов, так же медленно поплыли вслед за танком, только он внизу, а они поверху. Метров через 300-350 танк встал, постоял минут 5, потом снова двинулся. К троим добавился четвёртый. Его внизу положили на вторую волокушу. Потом, после остановки, - пятый, шестой и к моменту, пока мог их различать, их набралось с десяток, уплывших вслед за танком. Неслабый счёт! С нашей стороны чуть ли не триста человек парИли над дорогой, а с их - человек десять? 

Самый русский вопрос - за что так? А за не преодолённую дорогу, значимость которой, учитывая лежащее за ней с юга болото, мягко сказать, кажется сомнительной. Но приказы начальства не обсуждаются. Потому и полёг наш народ мордами в снег так же безысходно, как чревато неисполнение приказов в боевой обстановке. Либо ты побеждаешь, либо погибаешь в бою, либо тебя стреляют свои за неисполнение приказа. В лучшем случае можешь уцелеть в бою и отойти обратно по приказу командира. Война, однако! Другого не дано. Нет, другое, конечно, есть. Это либо дезертирство в тыл, либо переход на сторону врага, либо самострел. Но у нас таких не было, мы о таком даже не думали, это явная трусость, измена, предательство, и это не про нас. Враг на нашей земле и его любой ценой нужно уничтожать, а недобитков вышвыривать восвояси. Он пришёл сюда за жизненным пространством, а для этого ему нужно нас извести под корень. И тут разговор короткий. Либо мы, либо нас. Если мы не отобьёмся, нас уничтожат. Это земля наших предков и мы обязаны её защищать. Жаль только, что нам в этом уже не поспособствовать. Да, жаль – не то слово. Нам так хотелось увидеть Её – Победу над этим европейским гадом! 

Без особых событий прошёл год. В марте 1943-го наша армия вновь решила пробить немецкую оборону через эту же лесную дорогу. Атака под нами была вспомогательной, основное усилие, как мы потом поняли, войска приложили с правого конца дороги, где громоздились песчаные высоты. Туда свежую пополненную дивизию ввели, и танков прикатили навалом, и артиллерии подогнали сотни стволов, а на нашем глухом участке лишь уплотнили боевые порядки. Мы были как раз на серединке дороги, с юга подпёртой болотом. Нам ни танки, ни дополнительная арта не достались. Лишь пополнили занимавшую наш участок 265-ю стрелковую дивизию маршевиками из тыловых полков и дали, наверное, тот же приказ – перерезать дорогу и дойти до железки. Её полк ещё в январе 1942 г. придавался в 294-ю стрелковую дивизию на время, так что его бойцы тут среди нас сверху аж с того января и пребывали. Дивизия была битая-перебитая. И потому там внизу в подразделениях полосу атаки и противника знали. Немцы к тому моменту за год опутали весь свой передний край вдоль лесной дороги тремя новыми основными заборами колючей проволоки выше человеческого роста каждый, а перед и между ними набросали вычурные проволочные спирали и противопехотные мины. Навезли горы минных ящиков на позиции, насытили оборону пулемётами и автоматами, пристреляли артой каждый лесной квадрат. С людьми у них по-прежнему было негусто, и нехватку количества бойцов они заменяли массированием огня. Построили новые деревянные ДЗОТы, между ними прямо в болотах и на взгорках натыкали ячейки для кочующих автоматчиков, ручных пулемётов и миномётов, кинув по 3-4 венца брёвен и дополнительных проволочных спиралей для прикрытия прямо на грунт и мох. А через каждые 4-5 метров вдоль дороги со своей стороны заложили ещё и новеньких противотанковых мин целую гору. Нам же сверху все эти приготовления и "улучшения" гансовской обороны были видны как на ладони. А сделать ничего не можем, ни помешать немцам, ни предупредить наших.

Мы видели, как наши мужики рванулись в ту последнюю для многих атаку мартовским утром. Почти по пояс в снегу, чертыхаясь и задыхаясь, некоторые даже в железных облачениях, они сумели добраться лишь до первого забора колючки и полегли, скошенные пулемётами и минами. Точь-в-точь как мы. К нашим, парящим над ними уже год, поднялось ещё несколько десятков свежих Душ. Всё повторилось. Парни оглядывались, первое время не понимали – что с ними произошло, и задавали наивные, как нам теперь казалось, вопросы. Мы, уже больше года парящие, приняли их в свой круг, объяснили судьбу их и то, что предстоит им, как и нам, ждать своего часа. Какого часа? А такого – когда за нами придут! Хотя бы кто-нибудь ведь должен прийти! Не вечно же нам тут болтаться?

Прошёл ещё один год. На нашем участке ничего не происходило. Нет, ну, конечно, перестрелки были, все два года после наших боёв зимой 1942-го то немцы миномётный налёт сделают, то наши их артой продолбят, то снайперы обоюдно поработают, то разведчики проползут через нейтралку, шороху и шуму наведут то тут, то там. И, несмотря, считай, на двухлетнее затишье под нами, пришлось всем нам видеть, как с обеих сторон нет-нет, а и всплывёт к нам вверх чья-то новая Душа. Да не по одной, а по 3, по 5 иной раз. И у дороги, и в глубине нашей обороны. Позиционная война, она ведь такая – вроде робкая, но всё равно до жизней охочая и жадная. Редкий день обходился хотя бы без одной человеческой потери. И таким образом набралось нас и справа, и слева от меня к началу 1944-го, я так думаю, уже более 600 Душ, воспаривших над тем полем боя, которое я мог видеть со своего причала. И вот что подумалось. Уж если на этом, вполне тихом, участке нас такое количество собралось, то сколько же их скопилось на направлениях наступлений? Всё лето 1943 года не стихали бои севернее нашего участка, там же, где в марте был нанесён главный удар. Наша армия вновь пыталась прорваться там. Нам было видно, как там кружили и время от времени падали наши и немецкие самолёты, как вздымались грибы от разрывов мощнейших бомб, сброшенных с большой высоты дальней авиацией, слышно было, как гудели сотни моторов танков и тракторов, как многие десятки батарей арторудий и миномётов в безумной ярости пропахивали разрывами обе обороны, как мелкой трескотнёй наполняли воздух тысячи пулемётов и как вздымалось в атакующем порыве наше пехотное "Ура!", которое каждый раз захлёбывалось под "аккомпанемент" рвущегося тротила и металла. Далеко, своих там не углядеть, нам выше не подняться, и им нас не увидать. Сколько из них было наших, - факт, что много, а сколько фрицев – не ведаю, но к осени затихло и там. 

В начале снежного 1944-го немцы нешумно снялись с лесных позиций. Без боя, без нажима с нашей стороны. Просто ушли. И вокруг боёв слышно не было. Вот как так? Была, правда, мысль, что немцы нас одолели. Как ни крути, а вторая сторона у медали тож имеется. А что, если фрицы Москву взяли и победили? В это не верилось, но червячок сомнения всё же точил нас. Что произошло такого, что они молча оставили позиции, которые занимали с сентября 1941-го? А может где-то наши войска зажали их так, что оставаться здесь для гансюков стало опасным? И они дали дёру? Наши заметили их уход не сразу, но тоже покинули свои позиции и ушли. Пока ощутили, пока доложили, пока приказ получили, пока собрали манатки. На всё нужно время. 

А если наши всё-таки отступили, а не преследовать пошли? 

Или наоборот – отступили гансы? Ушли тылами, по нашей лесной дороге мы никого не увидели. Да и не прошёл бы по ней никто, гансюки почти всю заминировали перед отходом. 

Так в непонятках мы и остались. Там же, где и полегли. Теперь мы одни в этом искорёженном лесу. Ещё в 1942-м с лиц и рук слезла плоть, потом погнили и порвались шинели, ватники и гимнастёрки, постепенно оголились наши кости, сначала красные, а потом побелевшие. Мы истлевали как люди, но Души наши находились поверху в полном здравии. Смотрели мы на себя сверху и было как-то даже неприятно видеть свои собственные пустые глазницы, голые рёбра, руки-ноги. Разговоров меж нас уже давно не было, всё, про что можно было переговорить, уже перетёрли. Прибрать и отпустить нас было некому, одна надежда на природу. Но и та была такая же ужаленная, почти убитая. Средь поваленных стволов и щербатых пней громоздилось несусветное количество всякого железа. На опалённой и донельзя побитой земле не росла трава. Не прошмыгивала ни одна птица, даже лягушек - и тех не было, хотя простор для них на болотных участках хоть куда. Кваканья весеннего не было! 

В 1944-м ещё зимой мы услышали первые гудки паровозов на железке, той самой, куда был у нас приказ дойти. Дорога заработала. Вот только на кого? Слышно было, как гремят составы, идущие на Ленинград, за который мы бились и остались здесь. А если это немцы? Неужто зря полегли мы тут? 

По лесной дороге так никто и не ходил. Видать, народу на гражданке осталось мало, всяк привязан к станциям, в леса заходить опасно. Не притягивали их даже ягоды и грибы, которые, вопреки всему, всё-таки пробивались на болотах и лесных полянах. 

Пролетал год за годом. Нас постепенно заметало жухлой листвой с редких уцелевших деревьев. Вокруг постепенно начали вставать новые редкие стебли берёзы и сосны. В рост они шли довольно быстро, превращаясь в стволы. Молодо-зелено, говорят. Да и нашей плотью земля удобрена. 

И вот через несколько лет, по теплу, как листва на деревьях встала, увидели мы на нашей лесной дороге идущих цепочкой, - батюшки мои! – солдат! С командиром, молодые, в гимнастёрках нашего цвета хаки, с погонами, в сапогах. У каждого солдата сапоги! На пилотках – ЗВЁЗДОЧКИ! Такие же, как у меня на ушанке! 

"НАШИИИ!!!". 

Продолжение следует.

И.И. Ивлев ©