Светлая Навь Егора Яшина. Повесть. Часть 2.

28 апреля 2019 г.

В этом видео расставлены все точки над большой буквой Ё и дана видеоиллюстрация к одноимённой повести:
Часть 8 https://youtu.be/T_3XLYpiIso 
Часть 7 https://youtu.be/QAtiLqhpBz4 
Часть 6 https://youtu.be/W0HOcHH0ka0
Часть 5 https://youtu.be/io5jK_L1H88 
Часть 4 https://youtu.be/YOswYPJLeqM 
Часть 3 https://youtu.be/ve1feq7GAhI 
Часть 2 https://youtu.be/kw8V90OZjHk 
Часть 1 https://youtu.be/KMYwBOO846k 

Ссылки на все текстовые части повести:
Часть 7 http://soldat.ru/news/1170.html
Часть 6 http://soldat.ru/news/1169.html
Часть 5 http://soldat.ru/news/1168.html
Часть 4 http://soldat.ru/news/1167.html
Часть 3 http://soldat.ru/news/1166.html
Часть 2 http://soldat.ru/news/1165.html
Часть 1 http://soldat.ru/news/1164.html

Тихонько приподнялся над собой, смотрю – а наших таких же воспарённых вокруг среди сосен вьётся уж точно сотня человек, кто повыше, кто пониже. Взводный, убитые с ним одним снарядом бойцы нашей роты, Михалыч, те, что на минах подорвались, кого пулемётами срезало, и тот, которого снарядом разнесло. И даже те, что водку допивали перед завалом. Все тут, соколики. Но других, незнакомых, гораздо больше. Куда ни глянь, везде наши.

Покачиваются, вниз посматривают. Сначала не поверил, ну, как же можно за этот невзрачный пупок в лесу столько народу навалять? Страха нет, одно недоумение. Поосмотрелся. Народ собрался крепкий, статный, солидный. Всё боле постарше. Не убоялись, не струсили. Каждый принял свою пулю или осколок, или даже снаряд, и вот теперь все ждут своего часа.

Тот, что поближе, бородатый мужик, по-свойски сказал:

- А мы тут за вами сверху смотрели. Вы весь наш путь повторили. Мы на двое суток раньше наступали, вон за сосной и я лежу. Наших тут много, даже осенние есть. Орали вам, свистели. Не слышали?

- Не. Такой грохот. А где они?

- Осенние? Вон вишь, стоят особнячком, молчуны. Они и есть.

- А внизу они где?

- Эва чего захотел. Вон сугроб невысокий, правее ещё, потом ещё – это они и есть. С осени полёживают, подмёрзли, в декабре их снегом и занесло. Кто-то по ним точно прополз, гляди на след. Подумал, паря, что кочки или камни.

- Я одного видел.

- Ну, это только тебе один попался, а их вон сколько болтается с нами. Ты-то хоть понял, что тебя убили?

- А чего не понять. Свою мину сам видел. Только почему я тут живой?

- По земному ты не живой. Там внизу ты погиб. А здесь твоя Душа воспарила. Теперь нам точно тут долго обретаться.

- Не вынесут?

- Экий ты скорый, однако. Меня да нас же, смотри сколько, не вынесли? Не вынесли. И осенних не вынесли. И тебя не вынесут. Как тут вынесешь? Немец рядом. Терпи таперича до весны. Мы-то Душами к телам нашим хоть и тонкой ниточкой привязаны, а самим не оторваться. Из этой Нави в Славь нам так просто не уйти.

- А ты откуда знаешь про то?

- Знаю, и дед мой, и бабка, и тятя сказывали. Мы староверы, и род у нас древний. Дед в нашей деревне кощунником был, он много чего знал.

- Слова-то какие. Дааа, дела. Только врёшь ты всё, наверное. Что за Навь такая?

- Вру? Ну, как знаешь, браток.

Разговор смолк. Атака наша тоже. С немецкой стороны завала никого из наших живых не осталось, кто и уцелел, тот через завал переполз обратно. Ещё постреливали одиночные винтовки с нашей стороны, слышны были голоса раненых и пыхтение санитаров, которые, чертыхаясь и пригибаясь, по взбаламученной грязной жиже меж кочек тащили раненых к островкам нашей обороны. Ещё курились снарядные воронки, не успели схватиться ледком взбитые минами лужи. Прибавилось на земле наших трупов, и над ними с лихвой пополнилась рота наших Душ.

Неожиданно немцы сначала швырнули залпами штук 30 мелких мин перед завалом, а потом несколько раз пальнули из пулемётов длинными очередями настильно пониже к земле, взбучивая пулями снег с сугробов. Верно, пытались на всякий случай ещё добить тех, кто остался между ними и завалом. Расстояние небольшое, от ДЗОТов наш погибший взвод отделяет лишь проволочный забор, оставшиеся целыми противопехотные мины и несколько десятков метров. Я только своих по взводу погибавших видел, а ведь мы ротой наступали, сколько от всей роты осталось тут бошками в снег – не знаю. Среди воспарённых пока не разберу их. Вот и страхуются, сволочи германские, дабы никто из наших не приполз к ним. Правильно думают, а вдруг мы просто затаились и не погибли разом?

На том бой и закончился.

В наступившей пронзительной тишине вдруг послышались голоса на не нашем языке. Гляжу в сторону немецких ДЗОТов. Из одного в окоп вылез немчик с биноклем, в белой каске и маскхалате. Плотно прижался плечом к срубу ДЗОТа, не иначе, решил посмотреть в нашу сторону на свою очередную победу. Из амбразуры ему не ахти какой обзор. Смотрел внимательно и долго, что-то непонятно говорил, словно диктовал кому-то. Одно слово разобрал, похожее на "рус". Про нас, хрен, говорил. Следом за ним вылез плотный фриц и тоже в белой каске, в руках его, прикуренная перед выходом, уже дымилась сигаретка, которую он предусмотрительно прятал в кулак, а дым пускал вниз окопа. Опять что-то залопотали на своём. Из второго ДЗОТа тоже вылезли их соседи-пулемётчики. Удовлетворённо и торжествующе-хохотливо о чём-то поговорили с соседями. Напряжение боя спало, расслабились, курвы.

- А немцев что, ни одного тут что ли нет? – спросил я у старовера. Тот понял меня чуть не с полуслова – про КАКИХ немцев я у него спросил:

- Ну, пока мы тут, ещё никого не видал такого же как мы. Может осенние видели?

Я к ним, поодаль парившим, благо, ходить не надо, что-то вроде плаванья в воздухе получается:

- Видали из немцев кого?

- Видали с десяток за всё время, - не очень охотно ответил молодой парень, которому, видать, вся эта катавасия уже порядком надоела. - Их очень быстро увозят прямо по дороге в сторону железки. Там у фрицев тылы, санитары, там где-то и кладбище у них есть.

- А у нас есть кладбище? – спрашиваю.

- И у нас есть, только зачем оно тебе? – вновь вошёл в разговор мой сосед-старовер.

- Не знаю, положено ведь там хоронить?

- Кем положено?

- Уставом.

- Тот устав уже не для тебя. Ты надейся, чтобы смог вот такой, как есть сейчас, уйти ввысь отсюда. А если твоё тело в землю похоронят, привязка крепкая к нему останется, и тебе не вырваться. И никому не вырваться, коль так с ним станет.

- А что значит ввысь и почему не вырваться? А зачем тогда хоронят?

- А ты спроси у них, земных, зачем они так сотворили. Мой дед говорил, что раньше не так было.

- А как было?

- Обряд специальный был, отправляющий. Даже два обряда.

- А что за обряды?

- Неужто не слышал ни разу?

- Ну, слышал от деда и бабушки слово тризна. Оно?

- Оно. Только это не слово, а целое действо. А про кроду слышал?

- Не, ни разу.

- Вот они два обряда по окончании земной жизни у наших и отправляются. Вернее, раньше отправлялись, при Советской власти их перестали сотворять.

- Дык что делают-то?

- Сейчас в землю поглубже кладут, как прячут, а раньше…

Старовер осёкся, посмотрел пытливо, отмолчался и отплыл. Наверное, подумал, что я опять про враньё скажу и не стал нарываться. А мне интересно стало. Надо потом его опять спросить.

На земле ещё несколько светлых часов, считай, ничего не происходило. Только немцы затопили печки в ДЗОТах да шастали от них по окопу в тыл и обратно, лопоча на своём дурацком языке. Дым из невысоких труб поднимался почти вертикально. Я к немчуре как-то опасался подплывать, вдруг заметят, сделают чего, старался всё держаться рядом с нашими. А фрицы с сумерек начали пускать в нашу сторону осветительные ракеты. Взлетит такая над нами, осветит лес и поле боя, довольно долго висит, потом медленно заваливается в кроны, а иной раз и в снег упадёт. Была мысль, что и нас высвечивает немчуре.

Потом быстро стемнело и явно ударил сильный мороз. Нам он не помеха, как и темнота. Нам всё видно, мы словно подсвеченные изнутри, тихо колышемся над полем боя. И помалкиваем, говорить не о чем. Да и мысли, наверное, у всех одинаковы. Смогем ли уйти отсюда по назначению? И когда? Что дальше? У меня эти мысли есть, у других, особенно давних, разве могут быть не такие же? Доля одинаковая, все честно погибли в бою, трусов нет, отдали жизнь за советский народ, за товарища Сталина, за землю свою, значит, и нам дорога прямая должна быть куда следует. А вот куда следует – тут уж я и засумлевался после слов старовера.

Пришёл следующий день. Немцы утром по лесной дороге пригнали к ДЗОТам танк, за ним была прицеплена волокуша с минными и пулемётными ящиками, бидоном, небольшим бочонком ("Пиво что ли?"), деревянным ящиком с винными бутылками, несколькими ящиками с консервами и мешками. В начале волокуши лежал белый советский тулуп большого роста. Волокушу у ДЗОТов аккурат у траншеи отцепили, а танк загнали в неглубокую нишу. За ДЗОТами уцелел небольшой, не выбитый ещё, лесок с довольно высокими раскидистыми соснами, к которому от блиндажей вёл запорошенный окоп. Там было отрыто 3 больших жилых блиндажа. Вот туда вчера и шастали немцы туда-обратно. Оттуда жидкой цепочкой фрицы этого небольшого гарнизона, поёживаясь в своих бумажных шинелишках, споро побежали по окопу к волокуше за припасами и обратно. Тулуп выдали часовому. Я насчитал человек 12 да в ДЗОТах сейчас наблюдатели-пулемётчики должны сидеть, т.е. ещё плюс 2, ну, и в блиндажах ещё 2-3 человека должны быть плюсом. Вот и весь гарнизон. Офицера пока так и не засёк. Это ж как они, гады, умело воюют. Наших наколошматили уже во все стороны от ДЗОТов добрую сотню, не меньше, а их всего человек 15-17 воюющих будет! И вся оборона вдоль дороги у них именно такая, очаговая. Опорные пункты на 10-15 человек, а между ними проволока и мины.

Экипаж танка по окопу, не пригибаясь, ушёл в блиндаж в тот лесок. Три этих гансюка поравнялись с одним из фрицев, поздоровались, поржали над чем-то. Тот потом неторопливо залез, как по лестнице, по набитым на ствол одной из сосен поленьям, а там на её ветках у них наблюдательный пункт оказался. В кроне фрицы прибили несколько досок, подвязали масксеть, какой-никакой, а НП получился. Переместился к нему, завис метрах в 10, зрю. Если скрыться за стволом и посматривать в нашу сторону, то ему всё хорошо видно вплоть до наших островков. "Вот черти!". Интересно, фрица так близко видел почти вплотную в первый раз. На лицо худой, как смерть, шклявый, лет 30, но боевой, видать, матёрый, глаза колючие и наглые. Гляжу, а валенки-то наши, русские. И варежки наши. В трофейные оделся. Раздел кого? В варежках руки в шерстяных перчатках. Одет-обут хорошо, плотно, да в белом маскхалате и белой каске. С расстояния его и не рассмотреть на сосне, как ком снега в кроне. По-хозяйски расположился на ветках - достал из ранца подушку, положил на доски, сел, из ранца выпростал бинокль, туда же спрятал варежки, приложил бинокль к вырезу подшлемника и стал наблюдать. Каску не снимал. "Снайперов наших боится".

По его командам фрицы несколько раз сделали минометные налёты из пятидесяток по нашей стороне. Стреляло 3 ствола. Мины плюхались и у завала, подымая снег и требуша тела погибших, и за завалом, вплоть до островков. Снова попали в нашего лейтенанта. И рядом со мной бухнулись несколько мин. Команды на стрельбу фриц подавал бесшумно, натянутой верёвкой от сосны к миномётной позиции, что стояла с краю леска. Сам он смотрел за разрывами и что-то записывал в блокнот. Подплыл к нему, смотрю через плечо – цифры, значки какие-то, непонятные слова. Хотел столкнуть его вниз. Одной такой же миной он ведь и меня вчера убил, дав поправку миномётчикам. Дёрнулся к нему, кулаком тресссь по башке – а кулак-то через каску прошёл, а я крутанулся! Ещё раз – то же самое! Дык вот оно как устроено! Он меня не видит, не слышит, не ощущает и не боится, я его вижу, слышу, ощущаю, не боюсь, но сделать ничего не могу.

Старовер ко мне прытко подплыл:

- Ты чо делаешь, Егор? Мы с ними разъединены. Разъ-е-ди-не-ны – с нажимом продолжил он. – Понял? Ничего ты ему, гаду, не сделаешь.

- Да, понял я, понял. А ты откуда моё имя знаешь?

- Оттуда. Мы тут всех по именам знаем. Ты и моё имя знаешь.

- Ну, да, Пётр Иванович, знаю, только не знаю - откудова знаю.

- Мы тут все такие знаюшшие. Пошли к нашим.

Подплыли. Наши мужики смотрели понимающе - без осуждения, посмеиваясь. Молодой, горячий, ещё не навоевался!

- Ты не один такой герой тут, почитай, каждый из нас туда к ДЗОТам слетал и каждый пробовал хоть как-то фрицам жахнуть иль насолить чем. Осенние уже много раз там были, думали, что со временем что-то меняется, теперь даже не дёргаются, бесполезно. У нас мерности разные.

- А что такое мерность?

- Ну, вот ты без тела, я без тела, а Души живы. Смерть – смена мерности, состояния по человечески. Пока живы в телах – пребываем в Яви. Это одна мерность. Смена мерности – это выход Души из тела, переход её из Яви в Навь, в другую мерность. Мы сейчас в Нави. Тела наши внизу лежат, мы от них пока никуда улететь не можем, ниточка тонкая нас держит. Тела бренны, рано или поздно они распадутся. Но мы-то налицо, Души-то вот они, ты же меня видишь и слышишь?

- Вижу. А как так случилось, что я и внизу и тут?

- Эээ, друг мой, вот так прямо сразу захотел все ответы получить? Ну, давай, впитывай. Внизу тебя уже нет, внизу только твоё тело перестало жить, а Душа ушла из него, но сама жива. Ты сейчас здесь и есть Душа. Тело временно. Душа бессмертна. Когда тело распадётся разным манером, дальше путь Души лежит из Нави в Славь. Раньше наши предки для этого проводили два отправляющих обряда – кроду и тризну, которые облегчали Душе дальнейший путь. Крода – огненный обряд. Тела, как ставшее ненужным временное пристанище, сжигали, а не хоронили. Мож заметил – в России все кладбища молодые? Не было их раньше, потому что ещё деды мои огненный обряд кроду проводили. Сейчас это запрещено, лет не больше ста как постепенно начали запрещать. Но покуда до дальних углов эта дурь докатилась, наши предки делали по старому, как повелось тысячелетия назад. Сейчас Советская власть следит за тем, чтобы не делали, а до того власть царская через попов и урядников стращала и наказывала. Да. А потом Душа может снова в Явь вернуться, воплотившись в новорожденном человеке через несколько поколений. Нередко деды во внуках проявляются. Конечно, если живущие потомки попросят их Души вернуться в Явь. Это называлось окличкой, делалась она по весне. Ещё совсем недавно многие люди ходили по родовым погостам и по особому обряду окликали Души ушедших из Яви людей и направляли их к вот-вот родящей женщине, их прямой родственнице. Потому очень часто внуки на своих щуров и пращуров похожи и внешне, и характером. Сейчас нонешние сильные мира сего этот обряд извели. Но перевоплощение Душ в Яви может происходить несколько раз, у кого 6-7, а у кого и 8-9. Вот как Солнце ходит по кругу, Ярило по нашему, так и Души ходят по кругу, достигая совершенства. Круговорот, понимаешь. А если путь совершенствования Души закончен, то она после очередной смены мерности из Слави уходит в Правь. В высшие миры. За тридевять земель. Умножь три на девять. Получится 27 земель. Вот сколько у нас миров. Это целая наука, мой дед за многие годы мне, как внуку, и то не всё передал. Не знаю, понял ты или нет, но я тебе прямо сразу по поняткам всю Истину про круговорот Душ рассказал. Дело нехитрое, но уже непривычное земным людям. Нам-то теперь уже бояться нечего, это там внизу за такие разговоры можно было в кутузку загреметь, а то и чего горше схлопотать. Полетай тут, поговори с людьми, покумекай, а я потом мож чего и подскажу.

Огорошил меня, комсомольца ярого. Мысли в кучу смешались. Жаль, мне мама ничего не рассказывала, боялась чего? Отца, сколь живу, не помню. А и дед с бабкой тож не густо рассказали, разок только тризну упомянули. Вот говорили ещё втихую, что было дело - ждали всем миром, мол, после отречения Николашки-царя должно было всё пойти по старому, по-русски, как раньше. Да, видать, не пошло оно, власть Советская, получается, в какую-то другую сторону свернула, а что должно было пойти по старому, я так и не понял. Может то, про что Пётр Иванович говорил? В церковь мои, сколь помню, не ходили, но образ у нас в доме в красном углу всегда был, мама иной раз втихомолку молилась. Я её корил за это не раз. И для домового угол был, дед всегда с ним разговаривал да умасливал. Ладно, побытуем, покумекаем...

Продолжение следует.

И.И. Ивлев ©