Светлая Навь Егора Яшина. Повесть. Часть 6.

8 мая 2019 г.

В этом видео расставлены все точки над большой буквой Ё и дана видеоиллюстрация к одноимённой повести:
Часть 8 https://youtu.be/T_3XLYpiIso 
Часть 7 https://youtu.be/QAtiLqhpBz4 
Часть 6 https://youtu.be/W0HOcHH0ka0
Часть 5 https://youtu.be/io5jK_L1H88 
Часть 4 https://youtu.be/YOswYPJLeqM 
Часть 3 https://youtu.be/ve1feq7GAhI 
Часть 2 https://youtu.be/kw8V90OZjHk 
Часть 1 https://youtu.be/KMYwBOO846k 

Ссылки на все текстовые части повести:
Часть 7 http://soldat.ru/news/1170.html
Часть 6 http://soldat.ru/news/1169.html
Часть 5 http://soldat.ru/news/1168.html
Часть 4 http://soldat.ru/news/1167.html
Часть 3 http://soldat.ru/news/1166.html
Часть 2 http://soldat.ru/news/1165.html
Часть 1 http://soldat.ru/news/1164.html

Парни врубились на штык лопатой в землю и начали набрасывать на меня жёлтый песок. Для откатившейся головы укопали ямку, туда её и ссунули, задвинув следом лопатой и шапку со звездой, а сверху тоже присыпали. Работали быстро и через 5-7 минут всего меня закрыли песком. Валенки с места не трогали, как лежали они ладом друг к другу, так и остались теперь в песке. А там ведь ложка у меня подписанная!

Таким же способом остальные солдаты обиходили и всех нас лежащих. Собрали в кучки остатки от взводного, Михалыча, Петра Ивановича, от бойцов нашей роты, от соседей. Закрыли грунтом. Всего нашли у нас штук 8 медальонов, не читались на месте лишь два бланка. Пару раскрученных капсул разных бойцов кинули сверху на Михалыча, да с тем его и присыпали.

Всего нас набралось на узком участке прямо против ДЗОТов больше 100 человек. Постепенно всех засЫпали песочком. С нас собрали винтовки, котелки, каски, оружие, гранаты, лопатки, противогазы, оставили только мелочь типа битых кружек и патронов да никому уже не нужный железный хлам – пулемётные коробки, пустые диски от "Дегтяря", магазины от ППШ, гнутые и битые винтовки, рваные башмаки, ну, и лохмотья нашей бывшей одёжи, присыпанные вместе с нами песком. А в заболоченный участок туда, где был завал и где немцы тоже наколотили наших бойцов изрядно, никто из молодых солдат даже не сунулся. Вода стояла выше щиколоток. Видать, приказа работать в том месте не было. А там ведь ещё десятки наших остались!

Нам казалось, что нас присыпали на время, пока идет разминирование, чтобы запах от нас не досаждал работающим солдатам. А после за нами придут и заберут, упокоят на воинском кладбище, как других. Ведь тех уносили, наш строй справа от нас уменьшался же каждый день! Уменьшался, факт. Только что-то никто после этого дня не торопился за нами вернуться. Бойцы расчистили практически всю сухую территорию у ДЗОТов и сволокли павшие стволы в заболоченные места. Явно место для чего-то готовили. Но это "что-то" не появилось ни на следующий день, ни через день, ни через год, ни через десятилетия. По дороге взад-вперёд ходили люди в форме и сновали лошади с повозками. Дни напролёт на очищенной площадке молодые бойцы лишь складировали по видам выносимое из леса имущество и боеприпасы. Потом к ДЗОТам пробрался трактор с прицепом. На него начали грузить собранный металлический груз, за коим пришлось ему вертаться много раз, а часть имущества вывезли на лошадях повозками. Собранные крупные боеприпасы принялись подрывать на немецких гарнизонах. Взрывов было много, яркие, гулкие. Взорвали все их землянки и ДЗОТы вдоль дороги, а запас боеприпасов всё равно был велик. Солдаты всё лето стаскивали к дороге всё новые и новые ящики, коробки и одиночные мины и снаряды разных калибров, и наши, и немецкие. И всё лето рвали их день за днём перед уходом в лагерь.

Так продолжалось до осени. Вокруг пожелтело. Как началась полоса осенних дождей, так и перестали военные приходить в наши места. А мы как стояли у взорванных ДЗОТов своим парящим строем, так и остались там коротать ожидание. Нас внизу никто никуда не увёз. Приказ не пришёл. Про нас забыли. Да, наш строй сильно поредел справа от нас. Но совсем не убыл в нашем месте и левее нас. После прогала ручья нашего люда вдоль дороги также было набито немало. Но оттуда никого и ничего не выносили, даже оружие. И те 30 Храбрецов там же продолжали парить справа от дороги на немецкой стороне. Не слышно было там и взрывов, боеприпасы не подрывали, трофеи оттуда почти не складировали. Чем было озадачено командование гвардейской части, когда один кусок линии фронта её гвардейцы обработали довольно тщательно, а соседние к нему не тронули? Почему одних вынесли, а нас только песком присыпали, полностью обезличив съёмом медальонов? Почему с бойцами слева вообще ничего не делали? Мы так этого и не поняли. Больше военные в наши края не возвращались…

Прошли десятки лет. В лесу поднялись мощные сосны. Меж ними встали берёзы и ёлки послабже. Лес восстановился и стал гуще, чем был. Напоминанием о военных событиях в нём остались выщербленные пулями и осколками ссохшиеся сосновые стволы, которые из-за просмолённости не брало даже время, и груды битого железного имущества. По нам начали ходить грибники и ягодники. Дорога стала для них безопасной, правда, в лесу всё ещё оставались в огромном количестве самые разные боеприпасы, да и прочего валялось в траве по-прежнему много. Часть людей вместо ягод себе в корзинки набирали военные трофеи. Особенно пользовались "спросом" дюралевые котелки и фляги, а потом почему-то каски и то, что даже у нас не вызывало добрых откликов – стеклянные фляги (бились у нас они часто в самые неподходящие моменты). Другие выбирали себе лопатки покрепче. Третьи искали неразорвавшиеся боеприпасы, откручивали у них бошки и кто выковыривал, а кто и выплавлял тол. Эти, что примечательно, имели вороватые глаза и часто озирались по сторонам. Мы так поняли, что корзинки были у них для прикрытия их основного занятия.

За долгие годы с нас и вокруг нас постепенно сняли и забрали весь крупный металл, что лежал на поверхности. Мало чего оставили. Наверное, нас уже не найти. Подсказок почти нет. Лишь патроны, гранаты, редкие каски, иногда лопатки, кружки, смятые котелки и прочая мелочь в дёрне указывали на то, что здесь когда-то разыгралась трагедия местного масштаба не с одним десятком людей. Но их, скрытые от глаз, ещё нужно было суметь найти.

В жаркие годы в лесу полыхали низовые пожары. Трава вставала в рост, потом ссыхалась за лето и где от брошенной спички, а где просто от битого стекла загоралась она стелящимся палом. Такой пожар выжигал все низины, куда мог добраться, опаливал комли деревьев, загорались исстрелянные торчки просмолённых сосен, устоявших с войны, старые пни, павшие ранее стволы. И всё это сопровождалось настоящим эхом войны, когда огонь взрывал леталые снаряды, мины и бомбы. Даже патроны вспухали и, взрываясь, начинали трещать так, словно пулемет их выплёвывал.

Потом пришли лесорубы. Прямо у двух взорванных ДЗОТов, где мы обретались, они спилили вставшие за полвека сосны, расчистили бульдозером площадку от пней, а потом начали прокладывать дорогу на север прямо по нашему сухому месту в сторону позиций, откуда мы в атаку побежали. Спилят сосну, другую, разделают, оттащат на площадку, потом бульдозером корчуют пни. Передавили и перемешали они наших ребят внизу немало, кости то и дело трещали под гусеницами или подымались задираемыми корнями. Лесорубы набрали бумажных мешков и туда складывали вперемешку всё, что попадалось им от нас при прокладке дороги. Обычные русские парни работали деловито и споро, валя ствол за стволом и не особо взирая на то, что попадалось им от бывших когда-то людей под ногами. Так они и проложили дорогу метров 300 через нас к массиву леса, который встал после войны на наших позициях. Вот там они и устроили основную делянку. А по дороге к ДЗОТам свозили уже разделанный лес, складывая его в большой штабель на площадке. Подновили немецкие гати, подсыпали грунта в промоины и начали вывозку леса куда-то вправо от нас. Оживлённая пилёжка и вывозка длились три года. Потом и этих не стало. Лес опять опустел. И наш строй поуменьшился. Несколько десятков Душ, освобождённые, рванули ввысь одна за другой и быстро исчезли из виду…

Вот это да! Что же произошло? Лесорубы их таким варварским способом, получается, отпустили. Не огненный обряд. Не крода. Не поминальная тризна на путь дальний. Но разорвалась ниточка тонкая, про которую Пётр Иваныч говорил. Плоть давно ушла, а кости какие перемололи, а какие перемешали, в мешки бумажные наложив и увезя неизвестно куда. Вряд ли кто из нас хотел бы попасть под гусеницы бульдозера, но их работа вот так погано, а всё ж возымела неведомое для лесорубов действие. Души мужичков наших оторвались от опостылевшего места и улетели в миры иные, Славью названные Петром Иванычем. Да, какие дела творятся! Кто же о нас позаботится, неприкаянных?

Пётр Иванович окликнул:

- Не дрейфь, Егорка, придут добрые люди, попомни моё слово, да спроворят с нами всё как надо. Вот ей-ей.

- Когда, знать бы.

- А ты торопишься куда?

- А куда вообще тут торопиться? Что там дальше?

- Да, плохо, что ни отец, ни деды не вложили в тебя мудрости предков своего рода, не наставили на путь жизненный. Вот вроде и ворога одолели, и жизнь внизу налаживается, а незнание пути хуже шор на глазах. Жонки, говоришь, у тебя не было?

- Не успел. Была одна пригожая на примете в Соль-Илецке, но ничего серьёзного не закрутил. Всё думал – успею, и стеснялся.

- Детей нет, понятно. А в роду братья, сёстры есть?

- Два сводных брата от отчима. Тож должны были воевать уйти.

- Своих кровных нет?

- Нет.

- Получается, на тебе твой род Яшиных на Земле оборвался?

- Получается так.

- Эка беда так беда. А двоюродные братья есть?

- Есть, по матери, по отцу не знаю.

- Значит, тебе по любому нужно вселяться в кого-нибудь из их внуков-правнуков. Может позовут тебя, а не позовут, так ты сам наготове будь.

- А как мне быть наготове?

- Ну, вот когда тебя да нас отпустят отсюда, тебе сверху из Слави всё будет видно, где твоя родня живёт и что делает. Вот когда жонка мужика твоего рода двоюродного на сносях к сроку подойдёт, тогда и ты рядом с ней будь. Как разрешаться маленьким начнёт, так и входи в него с первым вздохом, да все потоки, сколь сможешь, собери. Тебе, не иначе, ещё несколько раз нужно земной путь пройти, раз уж такой несведущий. Душа обязана трудиться и совершенство постигать, для того и прибыла сюда из дальних чертогов. Помнишь, я про Круговорот Душ говорил? Ты свеженький, не обтёсанный, не то, что я. Вот тебе ещё жить и жить на этой Земле. Да и подскажут тебе что и как делать.

- Кто подскажет?

- А кто надо. Увидишь. Там пребудут Сила, Любовь и Добро.

- Это люди?

- Нет. Это Сила, Любовь и Добро. Ты, как увидишь их, так и поймёшь кто они. Вот они тебя и направят. Даже без твово спросу.

Последние слова Петра Иваныча вселили спокойствие. Сила, Любовь и Добро – всё вместе звучит настолько основательно и мощно, что одолеть этот союз вряд ли кому под силу. Кто может быть против такого уклада? А коль придётся познать их помощь и действие, то и беспокоиться не о чем. Я как дитё в мягкой охапке у своего деда буду. Помогут, а я учеником ладным сгожусь.

Я потом немало думал, ну, вот как это – вселиться в другого? А потом как пробило. И ведь я, получается, тоже в своё тело вселился при рождении, прибыв откуда-то, раз уж смог из него выйти и столько лет обретаюсь тут над полем боя в бесплотности. Только не помню я своих предыдущих жизней. Были ли они? И с именами непонятно. Сейчас я Яшин Егор Иванович. А вселюсь вновь в новорожденного, мне же новое имя дадут, и буду я точно не Яшин и нисколько не Егор.

- Пётр Иваныч, а скажи – как с именем-то будет? Я ведь уже не буду ни Яшиным, ни Егором.

- Правильно. Твоё имя будет уже другим, как нарекут родители ребёнка, в которого ты вселишься. И таким даденным изначалу имя ребёнка у наших Предков было до 12 лет от роду, а потом проводили обряд Имянаречения, после которого человек получал новое имя уже до конца своей земной жизни.

- Я сколько помню себя – всё Егор, и в 4, и в 8 лет Егор.

- Твоя семья обряд Имянаречения в 12 лет не проводила. Тебе 12 в каком году было?

- В 1933-м.

- Горячее время, хорошо помню. Всё славянское власти задвинули под спуд так, что почти весь народ, кого не выбили на германской войне или в гражданку, со скрипом, натужно, тормозя и упираясь, но забросил наследие Предков. Кто послабже, тот даже пожёг, кто посильнее, тот попрятал в схроны по дальним углам. А первым делом власть чистила архивы и местные земские музеи. Всё наше родовое и древнее изымали и жгли нещадно. Оставляли только то, что подходило под историю, немцами же для русских и сочинённую.

- Как это немцами для русских? Они что – и раньше на нас войной ходили?

- Не, Егорка, немцами на Руси называли тех, кто по нашему говорить не мог. Не-мы, не мы. А германцы, которых сейчас немцами кличут, – это бывший наш народ Белой Расы, славянский. Только подавленный религией и разбавленный всякими инородцами других рас. Они какое-то время даже Священной Римской империей германской нации назывались. Города у них переименовали с нашего на новый лад. Язык дали другой, письменность другую, бога единого дали. У них в служении даже наши великие Суворов и Кутузов состояли, титулы от них получали. Из их земель к нам и прибыла с Петром и при его правлении целая свора, я бы сказал - уймища пройдох, охочих до наших богатств и Душ. А потом при Анне, Лизавете и Катьке ещё сколько прибавилось иноземцев, принесших на нашу землю всякую грязь и разброд. От них и пошли-начали кладбища с мертвецами на Руси создавать. И землю тленом умерших стали осквернять, закапывая. Вот они и начали править нами, а попутно нарисовали нам в книгах про нашу прошлую жисть то, не знай чего. То, чего не было у наших славных Предков, а самих Предков засунули в небытие. Пётр, которого кличут Первым, даже Летоисчисление сменил. Вот сейчас какой год?2003-й. Он отсчитывается от Рождества Христова. Этот отсчёт ввёл Пётр в декабре 1699 года, если считать по его образцу. А на самом деле тогда было 7208 Лето от Сотворения Мира в Звёздном Храме. И так все бумаги писали от этой вехи, и указы, и законы, и распоряжения. До дня смены. И получается, что Пётр украл у нас 5508 лет славянской истории. А немцы, с ним и по его приглашению прибывшие, написали новую историю такой, что в ней нашей многотысячелетней истории нет вовсе. Нисколечки. По приказу Петра собрали по Руси все родовые книги, которые писались многими столетиями и сохранялись в каждом роду для знания своих Предков. Дескать, для упорядочения и учёта собрали. А что с ними сделали? Сожгли. Потом ещё Катька-императорша то же самое натворила. До чего руки клевретов Петра не добрались, до того она своих сыскарей настропалила и те по глухим углам все остатки, почти все, выудили, в Питер доставили и там они и сгинули. Тож сожгли. И потерялся след наших Предков во тьме веков. Вот почему тебе обряд Имянаречения не провели и почему ты от рождения Егором остался. Все связки нам с Предками порвали. Почти все роды порушили. А тут ещё подряд две войны с германцем соорудили. Лбами два раза столкнули. Два родственных, да чего уж – два братских белых народа друг на друга как зверей оба раза натравили. И побили мы себя обоих сам видишь сколько.

- Братских? С немцем?

- Да, Егорка, да, именно так.

- Во дела!!! А у тебя какое имя раньше было?

- Не провели меня через этот обряд. Имя-то моё – греческое, а не славянское. Уже, считай, на новый басурманский лад дали мне его батя с мамой при рождении, и вот с ним я и остался, как и ты. Батя с мамой у меня в церковь христианскую греческого обряда ходили. За непосещения церкви и за отказ от исповедей штрафы и наказания были. Полиция и попы за тем следили.

- Откуда ты всё это знаешь, Пётр Иваныч?

- Я ж тебе говорил когда-то - дед мой кой-чего передал по наследству. Отцу не сподобился, а меня вот одарил. Он же кощунником у нас был. Знаешь – что такое кощунник?

- Слово-то бранное наверное. Ругань какая-то?

- Голова садовая! Чуешь - всё наоборот перевёрнуто. Чего не коснись от старого мира. Если сейчас старое слово или явление имеют отрицательное отношение, значит, оно в прошлом имело самый положительный окрас. Вот слово крамола что значит?

- Да никак поклёп какой-то, дурь, чепуха?

- Эх, Егорка-Егорка. Читай по слогам. К Ра мола – к Ра мольба. Крамола – это мольба к Солнцу, главному для славян. Оно раньше Ра называлось, а ещё Ярило. Понял? Просили люди у Солнца хорошей погоды, детей, урожая, счастья, к нему сокровенно обращались по важным случаям. Это самое что ни на есть положительное явление для человека. А перевернули его вишь как? В дурь. И вот теперь про деда мово. Кощунник – это толкователь явлений природы, написанных или сказанных слов, голосов Предков, событий. Он как звено цепочки между природой, Предками и нами земными. Потому незаменим был для людей. А сейчас как оно слышится, слово это? Как что-то бранное, как ты сказал. Опять перевёртыш. Жаль, не всё мне дед успел передать. По большей части я сам виноват, слушал в пол-уха.

Петр Иваныч выдавал мне открытие за открытием. Мои комсомольские уши, конечно, слушали, и разум чуть сопротивлялся непривычным словам и понятиям, но сердце принимало сказанное, отзываясь на неназойливый говор по сути чужого мне Петра Иваныча искрами моей родовой памяти, словно воспринималась от родного деда наука по преемству.

После лесорубов некоторое время почти никто не появлялся. Разве что вездесущие грибники наматывали километры по бывшему полю боя вдоль дороги, пытаясь отыскать заветные полянки с грибами. А потом в лес пришли люди с такими же палками в руках, с которыми солдаты гвардейской части разминировали лес. Или почти с такими же. Молодые и постарше, они начали выхаживать площади вдоль дороги, как раз там, где была когда-то протянута проволока немцев и вдоль которой мы частенько гибли, не преодолев её. Что они делали? Это стало понятно только после того, как начал уменьшаться строй моих товарищей слева от нас. Да-да, за тем прогалом ручья, который пересекал дорогу и проходил через нашу оборону, где 294-я дивизия оставила полторы сотни своих бойцов. Год за годом по несколько десятков Душ уходили оттуда по нашей лесной дороге туда же вправо, считай, через нас, через моё поле боя, мимо взорванных гвардейцами ДЗОТов. В первый год ушли 18 из тех 30 храбрецов, что прорвались через дорогу в 1942-м и полегли на немецкой стороне. Год спустя и остальные из них ушли следом. В тот же год оттуда же из-за ручья, только уже на нашей стороне, ушли собранным строем почти семьдесят наших товарищей. А потом эти люди с палками перестали появляться. Как обрезало. Что с ними случилось?

Время от времени кто-то похожий на них с палками проходил по дороге, заглублялся в лес, отыскивал боевой металл, иногда и нашего товарища находил, и даже несколько из нас ушли за десяток лет вслед за ними. Но всё как-то мимо нас. Мы хоть почти на виду, рядом с дорогой, вон в тех кочках мы и полёживаем, ждём своего часа, а нас не видят. Кто бы знал – сколько раз по мне, по Михалычу, по взводному проходились, топая, и грибники, и ягодники (вокруг нас такая черника растёт!), и те, что с палками. Проходили и не чуяли нас. Всё, наверное, думали, что сыщут наших погибших братков где-то поглубже в лесу, а тут, у дороги, ну, кто тут будет на самом виду? А в том и подвох. И, главное, постепенно то одни, то другие, то пятые-десятые снимали с нас предмет за предметом из амуниции, при нас вообще ничего крупного, что было с нами, не осталось. Поверхность, что в наш гиблый час была сплошь усеяна вооружением и боевыми предметами, стала чистой, как в городском парке в Соль-Илецке. Как граблями кто по газону прошёлся. Только патроны, кой у кого гранаты, наган у взводного, противогаз евонный, кружка одинокая, несколько ложек, - укрытые тонким дёрном. И всё. Всё! Один черничник с брусничником меж сосен с берёзами на вид попадается.

Мы кричали им, орали всем нашим бесплотным миром, дерзнув, к ушам иных ухарей подлетали, мотылялись прямо перед носом у каждого, в глаза заглядывали, да что толку. Нас никто не слышал, не видел и не ощущал. Лишь некоторые из них просто чаще курили в наших местах, другие водку хлестали, присев у дороги аккурат против нас, словно других мест для выпивки окружь нас нет, а кто и старался быстрее утечь, пужаясь нахлынувших ощущений. Эти курящие, пьющие и бегущие, надо полагать, каким-то боком чуяли нас, а почуяв, давали дёру чуть не вприпрыжку, иные даже корзинки теряя. Чего нас страшиться, мы же не тронем их, мы же разъединены.

Нас бы только услышал да понял кто!

Окончание следует.
И.И. Ивлев ©