-5-

- Я буду каждые пятнадцать минут расстреливать по одному человеку на твоих глазах, пока ты мне не поможешь уничтожить партизанское гнездо, - Гусейнов уже не скрывал своего бандитского нутра, весь интеллигентский налет слетел с него как шелуха. Теперь стоял перед всеми простой бандит на разборках, и не более того. Он перевесил автомат с левого плеча на правое. Передернул затвор - при этом на пол вылетел патрон. Или нервничает шибко или "картину гонит", урод гребанный.

Мне еще не приходилось ходить под смертью. Я, конечно, человек военный, и меня готовили с первого дня училища сражаться и умирать за Родину, но не как барану же! Я даже не могу свернуть шею кому-нибудь из присутствующих ублюдков. Может завалить кого-нибудь и задушить, или попытаться сломать шею? Командир роты в училище показывал это на манекене, еще шутил, что может и пригодиться.

Я выбрал ближайшего урода-ополченца, стоявшего в метре справа от меня. Сбивать стоящего сзади не удобно. Пока буду разворачиваться, пройдет много времени. Его у меня как раз, к сожалению, нет. Я начал мысленно планировать это дело. Так, корпус чуть вперед, полразворота направо, медленно, очень медленно сползти на край стула, ноги под сиденье, руки на сиденье, чтобы в прыжке откинуть стул назад и ошеломить заднего недоноска. А дальше?

Мой командир роты майор Зёмов учил, что самое главное откинуть голову противника назад до упора, а затем или упереться коленом чуть пониже шеи и потянуть резко, рывком на себя, вверх. Или же, оттянув голову назад, резко повернуть ее до упора и дальше, при этом тянуть вверх до хруста. Нельзя обращать внимание на судороги тела, это может отвлечь и вызвать спазм в желудке и рвоту. Ротный говорил об этом тоже.

Я весь вспотел, представляя, что и как буду делать. Боевик был лет сорока, пухлый, на шее было две толстые складки, ладони даже мысленно ощутили его потную шею. Для себя я уже решил, что собью его с ног и сломаю шею, уперев колено в спину. Ремень автомата у него был перекинут через шею, можно и задушить его этим ремнем, но он, сволочь, слишком широкий, быстро не получится.

Не было у меня угрызений совести, не было и все тут. Плевать мне на его семью и детей, я даже удивился сам себе, что могу вот так спокойно рассуждать об убийстве. Плевать я хотел на его жизнь. Если встанет выбор - кто кого, буду биться до последнего вздоха, хоть одного гада, но прихвачу с собой на тот свет. Пусть запомнят боевики хреновы Олежу Макова! Твари!

В зале повисла напряженная тишина. Боб думал.

- Ну, что командир скажешь? - спросил Гусь, обращаясь к командиру.

- Ничего я тебе не скажу. Не могу убивать людей. Это раз. Во-вторых - это технически невозможно. Даже допустим, - теоретически допустим - что смогу сделать старт ракеты в сторону деревни: ракета не долетит.

- Как не долетит? - Гусейнов был в недоумении.

- На каждой ракете стоит ограничитель высоты, - мы-то знали, что Боб блефует, но у него это убедительно получалось, - здесь, как я уже говорил, малые высоты, сработает предохранитель и произойдет самоуничтожение изделия. Понятно? В-третьих, на моих локаторах не будет видно названной цели, потому что ее перекрывает господствующая высота. И самое главное, я не могу делать пуск, все ключи для старта находятся в штабе армии, мы наводим ракету на цель, а сам старт производят с командного пункта армии. Теперь видишь, что не могу я этого сделать. Не хочу и не могу.

Батя сделал упор на "не".

- А это мы сейчас проверим, - Гусейнов вновь сделал каменную рожу. - Выстроить вот этих, - он повел стволом автомата в нашу сторону, - в колонну по одному, руки на затылок. А остальные чтобы не дергались!

Ствол его автомата смотрел на Боба, Гусь подумал и добавил:

- Сейчас, командир, мы проверим, что можно, а что нельзя. Не хочешь по-хорошему, захочешь по-плохому. Верно, Сергей? Приведите ко мне его.

Для нас это был шок. Один из телохранителей Гусейнова подошел к Сереге Модаеву и полуобняв его, подвел к предводителю команчей.

Это был удар для нас, еще раз говорю, как будто граната взорвалась посреди зала. Серега Модаев был старлеем. В жизни ему и так не везло, в частности из-за фамилии. Тяжело жить с такой фамилией, тем более что он ее оправдывал по жизни. Естественно, что в училище, да и в части была кличка у него "Мудак". Не красиво, но это так. И ходил он грязный, не наглаженный, обувь чистил только перед разводом. С личным составом работать он не мог, постоянно срывался на крик, визг, технику тоже толком не знал. Одним словом - чмо.

Зато как много было апломба! Ходил постоянно в коротких "подстреленных" брюках, вечно в каких-то пятнах, с длинными, обломанными, грязными ногтями, зато курил исключительно хорошие сигареты, пил дорогие напитки. Книг никогда не читал, зато скупал их в большом количестве, в отпуск вывозил их чемоданами, и у себя на родине продавал книги перекупщикам.

В Азербайджане было много хороших книг. Привозили для местного населения, но плевать они хотели на русскую мысль и русскую литературу.

Не так давно он женился на местной девчонке. Метиска, от смешанного брака. Отец азербайджанец, а мать русская. Симпатичная девочка. Неужели его на этой фигне завербовали?

А девочка хороша, сам с ней дружил! Но вот до свадьбы дело не дошло. И слава богу. А то бы меня вербовали точно таким же образом. А зачем мне это надо? Своих предавать? Не смог бы, а вот Сереженька-Иудушка смог!

Я сам женился на местной девушке. Метисочка. Красавица писанная! Но никто не предлагал мне воевать на стороне Азербайджана. Не было предложений. Сейчас она была беременна, я отправил ее в Кемерово к своим родителям. Пока была возможность, звонил каждый день, соединяясь по узлам связи, выходил на свое бывшее училище и просил соединить с городским телефонным номером квартиры своих родителей.

У многих родители возражали против смешанных браков, но у моих родителей тоже был смешанный брак. Отец - шорец, мать - русская.

Супругу мою они приняли как родную дочь, и она себя чувствовала там себя как дома. Там спокойнее.

Гусейнов похлопал по спине Серегу, как ближайшего соратника, вытащил пистолет и передал его Мудаку. Другого слова я не могу подобрать. Из этого пистолета Гусь убил прапорщика Морозко, и передал его Сереге! Серега принимал после прибытия в часть у Морозки технику, некоторое время жил у него дома. В его семье почитали Модаева как родственника. На свадьбу они сделали Сереге хороший подарок, помогли провести свадьбу. Ездили, доставали вино, мясо. А эта скотина взяла пистолет! Нет предела человеческой подлости и вероломству.

- Сука!

- Крыса!

- Предатель!

- Ублюдок, недоносок!

- Сучий потрох, сучье вымя!

- Пригрели змею на груди! - неслось со всех концов зала. Теперь понятно, как вошли на КП боевики, Потом уже мне рассказали, что непосредственно Серега нес охранение. А мы еще сочувствовали ему - его же первого избили! Сученок. И морду ему набили довольно убедительно!

Неуютно было Сереге под этим градом оскорблений, но ничего другого он не заслуживал. Ну, помог захватить командный пункт. А дальше что? Азеры тоже не любят предателей. Думаешь, добьешься у них уважения своим предательством? Хрен! Был ты мудаком, мудаком и сдохнешь, и дети у тебя будут мудаки! Это наследственное.

Видимо все это понял Серега, не смотрел он в глаза своим товарищам, пардон, бывшим товарищам, с которыми делил все пополам. И дежурство, и бутылку водки, и перезанимал десятку до получки и отмазывал перед командованием, если кто-то "залетал"! Мудак ты, Серега, продал за какие-то тридцать сребреников душу мусульманам и офицерское братство!

Стоит Серега, опустивши голову, в руке пистолет, вот начал он поднимать голову, и рука с пистолетом пошла вверх. Ну же, может осознал, и пристрелит Гуся! Нет. Улыбается Серега через силу, но улыбается, а пистолет засунул под портупею слева от пупка: правильно, Сережа, оставь его себе, пригодится, чтобы застрелится! А то ведь, даст бог, доберемся до тебя, так это будет самая легкая смерть для тебя, предатель!

Тем временем, нас пять человек, "пять из двенадцати апостолов" - мелькнуло у меня в голове, согнали, построили в колонну по одному, причем очень близко друг к другу, руки на затылке, последнему поставили стул, а остальным приказали присесть. Каждый оказался на коленях у сзади стоящего.

И самое главное, что не дернешься вбок. Масса человека, который сидит у тебя на коленях не дает тебе вырваться, и назад ты не падаешь - сидишь на коленях. А поза-то очень унизительная!

- А ты, Олег, тяжелый! - шепчет мне сзади Слава Курилов. - Маленький, а тяжелый...

Это у него я сижу на коленях.

- Дерьма много, даже слишком.

- Смотри, чтобы не потекло!

- Бля, Слава, ты представляешь, много у меня сидело на коленях девчонок, но чтобы я сидел на коленях у мужика! Я же не голубой!

- Не волнуйся, Олег, ты тоже не в моем вкусе! Что делать будем? - шептал мне Слава.

- Надо выбираться из этого дерьма, но вопрос - как?!

- Хрен его знает, Олег. И не дернешься никуда. Откуда они такому способу научились?

- Их этому в школе учат.

- В какой?

- В диверсионной.

- Хорошие ученики и хорошие учителя!

- Ублюдки!

Я получаю болевой толчок в подмышечную впадину от одного конвоира.

- Заткнись сам, ублюдок! - голос конвоира злой. Видать, не настроен на шутки.

- Так что, Сергей, - голос Гусейнова торжественен (ликует подлец, ликует), - правду сказал твой бывший командир? Нельзя делать пуски-старты отсюда? И взорвется ли ракета на такой малой высоте?

- Нет! Командир соврал! - голос предателя звенит, волнуется пацан, покрылся весь красными пятнами, глаза блестят, того и гляди заплачет.

- Можно делать старты отсюда, а предохранитель высоты можно отключить, - продолжил Мудак.

- Так что, командир? Нехорошо обманывать, - голос Гуся вкрадчив, тих, но чувствуется, что в голосе его кипит злость, движения его вкрадчивы, поступь осторожная, кошачья, подкрадывается он к нашей колонне. А левой рукой тянет за собой Предателя-Мудака.

- Я тебе не нужен. Пусть бывший старший лейтенант Модаев и делает тебе старты, - голос командира тоже взволнован, он с беспокойством следит за Гусейновым.

Тот подошел к первому полусидящему в голове нашей колонны. Упер ствол своего автомата в лоб. Кто там был, мне не было видно, наблюдал лишь за Гусем и его жестами.

- Ну так как, Василий Степанович? - Гусейнов впервые обратился по имени-отчеству к командиру. - Будете уничтожать сепаратистов-бандитов?

- Бандитов уничтожать - долг каждого честного гражданина, а вот бомбить села - это преступление.

Всем было видно, как у Боба катится пот по лбу, капельки его по очереди зависали на секунду на кончике носа, и срывались, падали на какие-то командирские бумаги, заливая их. Я заметил, что они разъели, размыли командирские записи, сделанные чернильной ручкой. У самого пот катился градом, спина, грудь были мокрыми от пота, по ляжкам пот тек вниз по ногам, стекая в ботинки. У впереди сидящего капитана Морозова куртка на спине была вся темная от пота, ноги тоже мокрыми по той же причине.

-6-

- Оставим эти сентенции дряблым политикам, а мы с вами - солдаты, и поэтому я захватил вас и всех ваших подчиненных в плен, поэтому извольте подчиняться и выполнять все мои требования! - Гусейнов особенно упирал на "вас", при этом не отрывая глаз от сидящего впереди, уперев ему в лоб ствол автомата.

- Если будете продолжать упорствовать, - продолжил Гусейнов, - то я буду вынужден буду исполнить свою угрозу. Первым будет... Как тебя зовут, майор?

- Майор Иванов, - послышался сдавленный голос спереди.

Бля! Что же этот бандит делает?! Рвануться нельзя, я как будто придавлен, ноги уже затекли.

- Так вот, я первым убью майора Иванова. Вы знаете его, Василий Степанович? Вы хотите его смерти?

- Не хочу, - командир смотрел, не отрываясь, на Гусейнова и Иванова.

- А Сергей Николаевич мне в этом поможет! - Гусейнов через плечо посмотрел на Мудака-Предателя. Тот отшатнулся, как от удара. Гусейнов это заметил. Что-то сказал по-азербайджански, а затем добавил по-русски: - Я пошутил, шучу. Ты и так нам много помог, без твоей помощи мы не вошли бы сюда. Теперь осталось объяснить командиру, что сопротивляется он зря. И все смерти, которые сейчас будут - на его совести. Считаю до двадцати, а потом подождем пятнадцать минут и снова посчитаем до двадцати, пока не кончится эта колонна, потом построим еще одну колонну и начнем снова, пока командир не образумится. Думаю, что к утру закончатся все подчиненные. Как вы думаете, Василий Степанович? - Гусейнов заметно нервничал, он уже почти кричал, сам себя заводил.

Одно дело, наверное, убивать в бою, а другое - вот так обезоруженного пленного.

Ну что же ты, Серега! Стреляй ему в спину! Хоть так свой позор кровью смоешь! Нет. Стоит Серега, рассматривает высокий потолок, весь красный как рак, но не смотрит в глаза своим товарищам. Сучье вымя!

- Нет! - было видно, что этот ответ нелегко дался командиру. И слова его как приговор прозвучали для Иванова.

- Как хочешь, Василий Степанович! - Гусейнов даже не смотрел на Батю, он сам весь напрягся. Дернулся всем телом, вскинулся, прилаживая автомат, еще сильнее упирая откидной приклад автомата в плечо.

- Я начинаю отсчет. Один, два, три, четыре... - пауза... слышно, как шумит кондиционер, но не приносит прохлады, стук сердца заглушает все вокруг, кажется, что слышишь, как бежит кровь по сосудам, - пять, шесть, семь... - пауза... - во рту пересохло, страшно хочется курить. Я четвертый в колонне Смерти! - Восемь, девять... - пауза... слова как камни падают на голову, с каждым отсчетом сжимаюсь, внизу живота все холодеет.

Теперь я физически понимаю армейское выражение: "Очко сжалось". Смотрю на Боба. Он как изваяние, только еще больше покраснел, вены вздулись на шее, глаза налиты кровью, и пот уже не капает, а просто бежит ручьем. Почему-то въелось в память, что всесильный командир, которого мы все любили, обожали, смертельно боялись, сидит и ничего не может сделать. И скоро пробьет час хорошего мужика майора Иванова, а потом всей нашей колонны, идущей на хрен! Я подсчитал, мне осталось жить, если что... чуть меньше часа.

- Восемь, девять... - продолжает неумолимый отсчет смерти Гусейнов.

- Я согласен, - голос командира глух.

Но его услышали все. Спереди был слышен самый глубокий выдох, который я слышал в своей жизни.

Иванов будет жить, мы тоже спасены! Господи! Да насрать на эту деревню! Мы живы! Мы будем жить! Мы все глотаем воздух! Мы живы и будем жить! Спасибо тебе, Батя-Бог! Господи! Как хорошо-то жить! Спасибо тебе за это!

- Так вы согласны? - Гусейнов не убирает автомат от головы первого в колонне смерти.

- Я сделаю все, что могу, но результат не гарантирую, - голос командирский по-прежнему глух и напряжен.

- Посмотрим, посмотрим, - Гусь задумчив, убирает автомат и левой рукой хватает за ворот куртки Павла Иванова и поднимает на ноги.

- Смотри, Василий Степанович, ты его от смерти спас, а может просто отсрочил его смерть, и всех, кто здесь сидит. Только попробуй меня обмануть, или просто даже подумать обмануть, я их всех убью, - он повел стволом в нашу сторону.

На Пашку Иванова было страшно смотреть. Он находился в прострации. Дышит тяжело, весь бледный, как мел, форма вся мокрая от пота, глаза вытаращены, но, по-видимому, ничего не видят, рот полуоткрыт, губы потрескались. Но держится молодцом, не молит о пощаде. А может, просто в шоке. Как я себя поведу себя перед смертью, если не получится уничтожить эту деревню?

-7-

- Прежде чем что-либо сделать, вы будете мне докладывать, и только после моего одобрения вы будете это делать. Вам все понятно, товарищ подполковник? Иначе я первого убью вот этого, - Гусейнов сделал издевательское ударение на "товарищ подполковник".

Себя, наверное, он мнит не меньше, чем заместителем министра обороны Советского Союза.

Боб ничего не ответил, а лишь кивнул.

- Я могу лишь сделать то, что могу, но не более того, - при этом командир очень выразительно посмотрел на Модаева, тот поежился под тяжелым командирским взглядом.

- Вы можете многое, очень многое... Я тоже могу много. Могу убить ваших офицеров, а могу не убивать, - Гусейнов упивался своей властью.

- Если будешь постоянно шантажировать, то вряд ли мы сможем тебе помочь, - начал командир. - Это во-первых, а во-вторых - каждый номер боевого расчета уникален, без него старт невозможен. И если ты убьешь хоть одного, то останешься при своем пиковом интересе, - Батя откровенно издевался над командиром уродов.

Голос его при этом оставался строгим и глухим. Но мы-то знали этого старого черта, он торговался с Гусем, он выторговывал наши жизни!

- Молодец, Боб, ай, молодец! - шептал Славка сзади.

Я лишь кивнул головой в знак согласия.

- И ваш верный помощник-предатель Модаев, - продолжал Боб, - не помощник вам в этих вопросах, хотя нам, к сожалению, не обойтись без его помощи. А для начала я очень хотел бы сходить в туалет и покурить, полагаю, что остальные люди также не откажутся.

- Хорошо. Вас будут выводить по два-три человека. При малейшем фокусе, погибнут оставшиеся здесь. А вы, - обращаясь уже к своему разномастному войску, - охраняете. Первая рота занимается выводом арестованных в туалет и на перекур, при малейшем подозрении - стрелять на поражение. - Гусь подумал и добавил: - Расстреливать всю группу. Пусть знает каждый, кто попытается сбежать, что из-за него погибнут люди. А начните, пожалуй, с этих! - он стволом показал на нашу полусидящую колонну Смерти. - А то скоро они обгадятся.

Потом он толкнул майора Иванова к ближайшему боевику. Тот пролетел полметра, но устоял на ногах.

К нам подошли боевики и бесцеремонно стали нас поднимать на ноги. Ноги затекли и подгибались, один вел офицера, а второй шел сбоку и, уперев ствол автомата в бок, не давал ни малейшего шанса на побег. Откуда они всему этому научились?

Я лишь заметил, что они называют ротой численный состав около взвода, но первая рота состоит из наиболее подготовленных бойцов. Видно, что люди не военные, может милиционеры? Не знаю, но то, что они прошли выучку - факт. По-видимому, выучку не военную, а диверсионную. Скорее всего, бывшие спортсмены. Многие ходят враскачку, так часто ходят борцы. Почти у всех носы и уши давно сломаны, стрижки у всех в первой роте короткие, под остриженными волосами видны многочисленные мелкие шрамы, кости и хрящи лица смещены относительно друг друга. У некоторых набитые мозоли на костяшках кулаков. Все молчаливы, голову держат низко, подбородок прижимают к груди, с оружием явно умеют обращаться.

Самое забавное, что они не походили на местных. Может турки? Хрен их здесь поймет. Намешали крови столько, что точно сказать, кто есть кто, невозможно. Может, какая-нибудь народность из глухих сел? Нет, не похоже, слишком цивилизованы, на дикарей не похожи.

Я сделал для себя вывод, что лучше не дергаться на этих парней. Попытаться свалить, конечно, можно, так эти уроды мужиков положат!

Нас по очереди заводили в туалет, кабинки не давали закрывать, смотрели то, что мы делаем, при этом не было и тени брезгливости на их лицах.

Как, оказывается, здорово просто сходить в туалет! А какая была сигарета! Более восхитительного вкуса я не помню. Она быстро закончилась, я от нее прикурил вторую - последнею в пачке. Пустую пачку смял и выбросил. Выводные нас не торопили. Только лишь зорко следили за каждым жестом и не позволяли разговаривать друг с другом. Вторую сигарету я курил уже не спеша. Смаковал. Это кайф. Тех, кто не курил, отвели в зал, привели вторую партию офицеров. С сожалением я затушил окурок, попил из-под крана и меня повели в общий зал.

Тем временем в зале начальники смен, главный инженер, начальник штаба и еще ряд офицеров из руководящего состава стояли возле огромной, во всю стену, карты и говорили с Гусейновым. Всех офицеров также подогнали поближе. Было слышно, как Боб - он вновь обрел господствующее положение - и Гусейнов спорят.

- Вот смотри: село, которое ты заказываешь уничтожить. Это оно? - командир водил большой указкой по секретной карте-склейке, которая занимала стену и была размером шесть на четыре метра. В правом верхнем углу было написано "Сов. секретно", но кому сейчас это было интересно?

- Да, это оно самое. Вот если бы вы нанесли удар по этой окраине - было бы просто замечательно, - Гусейнов показал на восточную окраину села.

- Ты карты вообще читать умеешь? - Боб разговаривал с ним тоном, которым разговаривают с умалишенными.

- Да, умею! - гордо ответил "вождь краснокожих".

- Смотри. Вот видишь, здесь дислоцированы мы. Видишь этот флажок? - указка в Батиных руках уперлась во флажок, который показывал место расположения нашей части.

- Ну, вижу, и что?

- Вокруг нашей части, смотри, идут концентрические круги и маленькие цифры, видишь?

- Вижу.

- Читай.

- 990.

- Правильно. Наша часть расположена на высоте 990 метров над уровнем моря. Наши стартовые батареи расположены также на этой же высоте. Тут все понятно, чтобы нам потом назад не возвращаться?

- Понятно. Хотя подождите. Сережа, - позвал он мудака-предателя, - иди сюда. И Ходжи, иди сюда.

Бесцеремонно расталкивая и наших, и захватчиков, на "капитанский мостик" (так мы называли возвышение, на котором располагался сейчас командир и "группа товарищей", а раньше - начальник смены и КДС (командир дежурных сил), именно оттуда раньше шло руководство всей сменой, всеми боевыми постами) шли с разных концов зала Модаев и Ходжи - вроде не азербайджанское имя. Ходжи я видел в первом взводе ополченцев. Значит, юноша умеет читать карты, откуда такое умение? На военного он не похож, на недоучившегося курсанта или картографа также не похож. Хотя спину держит ровно, но уж больно похож на спортсмена. Спортсмена, умеющего читать военные карты. О такой категории я слышал только от тех, кто прошел Афган, и звали такую категорию - диверсант.

-8-

ДРГ - диверсионно-разведывательная группа. Рассказывали, что в Афгане был спецназ обычный, то есть с солдатами, и элитный - офицерский. Последний боялись все, включая и своих. Об их работе ходили легенды, истории обрастали такими подробностями, что не знаешь, где правда, а где вымысел. Ходили в дальние рейды, были "охотниками за головами" главарей духов.

Интересно, а этот юноша из "спецов"? Но не похоже, что он Афган прошел. Повадки у него не те. Бывших воинов-интернационалистов я видел предостаточно, благо, что сам туда собирался, но не похож этот "воин Аллаха" на советского спецназовца.

На "капитанский мостик" поднялись оба. И Сережа-предатель и Ходжи. Они внимательно посмотрели на карту. И подтвердили, что наша часть и стартовые позиции наших ракет находятся на отметке, которую указал командир.

Батя продолжал:

- Требуемое село находится на какой отметке? Вот смотри - здесь написано, читай, - он разговаривал только с Гусейновым, брезгливо сторонился Модаева и в упор не видел Ходжи.

- Четыреста один, - прочитал Гусейнов.

Сережа и Ходжи подтвердили, что их командир грамотный, и правильно различает и понимает цифры.

- То есть перепад высот уже составляет примерно пятьсот сорок метров. Правильно?

- Правильно.

- Здесь тоже все понятно, идем дальше. На расстоянии десяти километров от места нашей дислокации стоит гора, смотрим, какая высота. Читайте. Вслух читайте!

- Одна тысяча пятьсот девяносто метров. Ну и что? - Гусейнов явно не понимал, что от него добивается наш командир, тыкая носом в непонятные для него обозначения.

- Все просто. Ты же математику знаешь - директором работал, так вот и считай. Там перепад высот только со мной - пятьсот с половиной метров. Добавь к этому перепады от меня до горы, и от горы до села. Понимаешь?

- Нет.

- Мои ракеты могут летать только по прямой, там они с помощью сложной системы находят самолет и летят за ним, уничтожают его.

- Ну и что?

- А то - я не смогу дать ракете целеуказание, не смогу нанести удар по селу. Вот и все.

- Как? - Гусейнов наконец-то понял, что его провели как идиота, он был взбешен. - Модаев, Ходжи! - заорал он.

Сережа и Ходжи подошли поближе.

Модаев с умным видом ученой обезьяны смотрел на карту, запрокидывал голову кверху и делал вид, что усиленно что-то считает. По его растерянной роже было видно, что он ни хрена не понимает, и ничего вразумительного сказать не может. Матчасть, Сережа, надо было учить. И в училище, и в части. Тогда бы не прятали тебя командиры во время проверок по нарядам да командировкам. "Учи, сынок матчасть, пригодится," - припомнилась мне реплика из одного старого анекдота.

Ходжи тоже смотрел на карту. Но он хоть не делал вид, что пытается врубиться, на его непроницаемом лице ничего нельзя было прочитать.

- Командир прав... - начал говорить Серега, покрылся весь красными пятнами, горло ему перехватывало, он временами сипел, то ли от страха, то ли от волнения.

- Я у тебя один командир! - взвился Гусейнов.

- Так вот он прав, - продолжил Серега, - понимаете, тем типом ракет, что стоят на вооружении, нельзя сделать, что вы требуете, - казалось, что Серега сейчас расплачется.

- Как нельзя?! А ты мне что говорил? - ярость и презрение сквозило в голосе Гусейнова.

Все впустую. Обидно, да?

Ходжи сказал что-то на гортанном странном наречии. Азербайджанского я толком не знаю, но разговорную речь с великими потугами могу понимать. Тем паче, что она обильно пересыпана русскими выражениями, словами, которых нет в азербайджанском языке. И говорят они всё больше жестами. Там можно догадаться по смыслу, что они хотят выразить. Этот же, наоборот, выражений на русском языке не употреблял и почти не жестикулировал, но голос его был тверд и сух, он только пару раз волком глянул на командира и Серегу-иуду.

Серега поежился под этим тяжелым взглядом. М-да, тяжела ты предательская участь. Застрелись, придурок!

- А если попробовать "навесиком"? - робко, уже робко (!) спросил Гусейнов.

- Мы же не пацаны, и это не миномет, чтобы "навесиком" уничтожать противника. Вам тогда, милейший, надо было минометчиков захватывать, или летчиков, - Батя откровенно надсмехался, и в улыбке было видны его вставные золотые зубы.

- Вы все равно выпустите ракеты по селу! - сорвался на крик Гусейнов. - Начинайте готовиться к пускам! Иначе я начну всех расстреливать.

- Ты понимаешь, что не попаду я по селу? - Боб уже не говорил, а шипел, как старый рассерженный кот. - И не потому, что я не хочу, а потому что не могу. Физически не могу. Ты хоть это понимаешь?

- Все равно вы положите ракеты как можно ближе к селу! - Гусейнов продолжал упорствовать.

- Послушайте, если даже мы не попадем непосредственно по селу, то даже обстрел может испугать их, и партизаны уйдут оттуда, а мы займем село, - Модаев не дурак. Ты малый не дурак, и дурак и немалый!

- А что, это мысль! Подполковник, ты слышал? Только попробуй выкинуть какой-нибудь фортель! Наказание последует незамедлительно!

- Гусейнов, я устал от тебя и от твоих дилетантских воплей. Если хочешь играть в войну - играй. Хочешь играть в ковбоев - играй! Делай, что хочешь! Делай, как хочешь! Но только не мешай. Смотри, но не мешай. Некоторые операции при подготовке к пуску не должны превышать нескольких секунд. Будешь лезть с глупыми вопросами - ничего не получится. И ничего не получится только потому, что ты корчишь из себя крутого боевика! Ты понял? - Боб кипел, он был зол как взбесившийся слон. Казалось, еще мгновенье и он бросится на Гусейнова, и разорвет его на части.

Последовал шум. Боевики-повстанцы зашумели и, потрясая оружием, двинулись в сторону "мостика". Они были очень недовольны, что кто-то посмел разговаривать с их командиром в таком тоне. Сам Гусейнов шумно дышал, его лицо покраснело до максимально красного цвета, его смуглая кожа приобрела еще более коричневый цвет, ноздри расширились, заиграли желваки под кожей.

Они смотрели друг на друга, как два непримиримых врага. Два командира. Оба были злы друг на друга, от них, от их молчаливого поединка сейчас зависела жизнь всех присутствующих. Жизнь какого-то далекого села в расчет никем не принималась. Или пуски-старты ракет, независимо от того, где упадут эти ракеты, или наша смерть. Веселая перспектива. Низ живота опять начал холодеть, по спине вновь потекли струйки горячего пота.

Командиры продолжали стоять и смотреть друг на друга. Пауза затягивалась. Наконец Гусейнов медленно и в то же время шумно выдохнул воздух и сказал:

- Понял. Но я буду присматривать за всеми вами. И если что-нибудь пойдет не так, и если вы попробуете меня обмануть, то знаете, что я сделаю! - он очень выразительно похлопал по своему автомату.

- Слушай, ты меня уже утомил, особенно надоели твои бестолковые угрозы. Хочешь стрелять - стреляй! Но если ты еще раз будешь угрожать мне или моим людям, слышишь, еще один раз ты вякнешь что-нибудь в этом роде - будешь сам стрелять по своей деревне.

- Приступай!

- Но сначала я поговорю со своими людьми, - командир непреклонен.

- Давайте.

Бобов повернулся к нам:

- Ну все, мужики! Я решил стрелять!

Воины Аллаха радостно загалдели. Один идиот истошно заорал: "Аллах акбар!"

- При чем здесь Аллах! Ведь это Боб стреляет, а не Аллах ихний! - вполголоса сказал кто-то из толпы.

- Тьфу! - я сплюнул под ноги. - Дикие твари из дикого леса.

- Всем заткнутся! - вид у Боба был страшен. Не каждый день свои ракеты на головы мирных людей бросать собираешься.

Да, еще вся эта затея пахнет трибуналом. Делать самопроизвольные пуски боевых ракет - это круто! В тридцать седьмом за такие "шалости" по решению "особого совещания" ствол в затылок без разговоров. Слава богу, миновали те времена.

А ведь эти самые ракеты людей защищать должны были. М-да! Дерьмо все это и ситуация дерьмовая, когда оружие защиты повернуто против мирного населения.

- Василий Степанович! А может не надо? Не стреляй! Нас всего-то 15 человек, можем не справиться!

- Не справимся - эти уроды справятся с нами! - командир был зол. Глаза его метали молнии. Было видно, что дай ему волю, он Гуся на кусочки разорвет. Но охрана следила зорко за нашими телодвижениями.

- Эх! Не получится! Не получится!

- Помолчи! Командир принял решение.

- Повторяю, товарищи офицеры. Я решил стрелять. Попрошу всех подойти к карте. Эту горушку "П-18" берет на пределе.

-9-

- Старший лейтенант, вернее бывший старший лейтенант, подойди ближе, чтобы твой хозяин не думал, что его обманывают. И слушай внимательно.

Серега, красный как рак, высоко подняв голову, с умным видом медленно прошествовал к карте.

- Берет на пределе "СНР", отрабатывает по ней без проблем. Но изделие надо закинуть на 50-60 километров, а может даже и дальше. Предлагаю метод "К-3" с дистанционным управлением подрыва заряда. Пару минут прошу вас обдумать мое предложение. Вы все специалисты, и разжевывать вам ничего не нужно.

Первым смысл сказанного командиром дошел до Смирнитского - офицера наведения. Он заулыбался в вислые усы.

- Батько, согласен я. Тильки, болванка-то може от удара сдетонируе!

Тут всех как прорвало. Поток технических терминов сыпался со всех сторон.

Я же стоял как баран и улавливал знакомые слова. А напротив стоял бывший старший лейтенант бывшей Советской армии - так и не стал ты полноценным старлеем Российской армии! Стоит и глазками хлопает. Говорили же в училище: "Учи матчасть! Пригодится!" Что же теперь ты будешь Гусю докладывать?

- Все, товарищи, хватит думать! Майор Иванов, прямое расстояние по карте до селения занести в систему наведения. Басов, Курмилев, Сидоров - за операторов РС. Горин, возьмете с собой Макова, вдвоем, думаю, справитесь на старте. Зампотех - на дизеля!

- Э, дорогой! Так не пойдет! Никто без моего разрешения не выйдет отсюда! - подал голос недовольный Гусь.

- Тогда сам и запускай! - командир был резок.

- Хорошо. Но со всеми, кто будет выходить, пойдут мои люди, и они будут стрелять, если что-то пойдет не так!

- Ты меня уже достал своими страшилками - во! - командир резко, как ножом, провел у себя по горлу ладонью.

- Хорошо, идите, но чтобы все быстро было! - Гусь начинал нервничать.

Мы с Гориным сорвались с места. Впереди Горин - комбат старта, я рысью сзади.

- Леха! А я что делать буду, я же не рублю в вашей системе? Неужели Боб будет стрелять? - спросил я, догоняя Горина. Бежать и говорить было не совсем удобно. Но другого момента не будет. За нами следом вывалился толстый боевик.

- Не боись, связь! Батя сказал: "Зер гут!" А ты со мной, чтобы Гусю глаза лишний раз глаза не мозолить.

Сопит кто-то сзади. Обернулись. Толстяк галопирует изо всех сил. Автомат болтается на шее, мешает бежать. Не служил он в частях, где оружие выдают. А может, и вообще не служил.

- Олег, охрана наша совсем из сил выбилась, давай быстрей, хоть поговорим без него.

Оставшийся километр мы бежали в ускоренном темпе. Вот она, родимая. Перешли на шаг метров за пятьдесят. Что что, а училищная закалка снова пригодилась, да и в части не давали расслабиться по физо. Были передовиками. Вот и гоняли по всем дисциплинам.

- Олег! Стрелять будем. Попадать - нет. Тебе достаточно?

- В принципе. А покурить есть? - мы тем временем дошли до кунга пусковой.

- У меня нет. Но тут есть маленький тайничок-нычка. Там бойцы постоянно прятали бычки. Я их гонял за это. Но когда все начало лететь к чертям собачьим, так и лазить тоже перестал. Посмотрим сейчас. Может, что и завалялось.

- Успеется. Смотри-ка, охрана почти прибежала, у него стрельнем.

- Ага, если только от инфаркта не помрет раньше.

Толстый уже не бежал, а шел. Его пошатывало, ватные ноги он переставлял кое-как, брюки приспустились и мешали при ходьбе. Куртку расстегнул почти до пояса. Автомат просто висел на шее, руки положил на него. Кепи засунуто под погон. Лицо красное и все мокрое от пота, взгляд мутный.

- Эй, киши, сигареты бар?

Остановился. Согнулся пополам, автомат почти достает до земли, крупные капли падают в песок. Распрямился, растирает грудь.

- Не помрет?

- Не должен.

- Эй! Сигареты бар?

- Йок! Нэт курить. Зачэм так быстро бегать?

- Командир приказал. А ты как воевать-то без сигарет будешь?

- Ладно, Олежа, хватит лясы точить, пошли атомную бомбу готовить!

- А ты, киши, ничего здесь не трогай. А то взорвется! Бум! Понимаешь? - Горин изобразил руками взрыв. - Понимаешь?

Аника-воин лишь устало мотнул головой, продолжал растирать грудь.

- Ты иди, посиди в той будочке, посиди, отдохни. Обратно еще быстрее побежим.

Толстый тяжко вздохнул и поплелся к будке, а мы - к установке.

- Леха, а может грохнем толстого и автомат заберем?

- Заманчиво, но они там наших перебьют. А мысль хороша! Не искушай, Олег, не искушай! А сможешь его по-тихому убрать?

- Элементарно. Я морально уже давно готов к этому, а технически нас этому с первого дня училища готовили.

- Давай пока не будем! Но у самого руки чешутся!

Тем временем мы подошли к установке.

- Значит так, Олег. Вот тебе щетка. Вот разъем почистить контакты, а потом пристыкуй, а я сигарет или бычкунов поищу.

- Издеваешься?

- Надо так. Делай.

Минуты две я добросовестно ширикал щеткой по контактам, потом присобачил их на место. Спустился вниз. Присел на станину, прислонился спиной и затылком к металлу. Сижу, жду и думаю, что же будет-то. Если не эти чмыри прибьют, так свои же матку наизнанку вывернут. Тьфу! Куда не кинь, везде клин!

- Олег! Ты где? - послышался голос Горина.

- Здесь я, Леха, под отбойником! Туточки!

- Кабель подключил?

- Ага.

Из-за угла вывернул Лешка. Морда красная, радостная, мокрая от пота, а в зубах сигарета и мне протягивает "Примину" целую.

- А я смотрю, что тебя нет там, где оставил. Грешным делом подумал, что ты пошел кончать толстого.

- Кому он нужен? Сам помрет от инфаркта. Ух ты! Ты где взял такое богатство? - спросил я, жадно прикуривая.

- Где взял, уже нет.

- Понял, не дурак.

- Кури и арбайтен, арбайтен!

- Яволь, герр гауптман!

Горин минут пять деловито полазил по ракете, по пусковой, что-то открывал, куда-то заглядывал. Потом кивнул мне.

- Пошли.

Во втором кунге, где сидел толстый с автоматом, была ГГС. Мы раскрыли дверь. Толстый насторожился, ствол на нас.

- Не боись, Маруся! Немцы далеко! Дай-ка мне микрофон.

- Что говоришь? - ствол по-прежнему на нас, но уже нет настороженности во взгляде.

- Вон ту черную хреновину дай, говорю. Ай, спасибо, дорогой!

И уже в микрофон:

- Стартовая батарея! Готовность номер один! ОШ-10 пристыкован.

- Принято. Приступить к КФ. Горин и Маков ко мне! - раздался из динамика слегка хрипловатый, искаженный голос командира.

- Гусейнов! Адыль, Адыль?! - толстый выхватил у Горина микрофон и заметался по кунгу как курица. Пару раз ударился об аппаратуру головой и плечом.

- Дурень! Вот сбоку есть такая пимпочка, "тангента" называется. Нажал - говори, потом отпускай! - объяснил я ошалевшему воину новой освободительной армии Азербайджана. - Вот сюда жми, а сюда говори.

Воин Аллаха наконец-то справился с волнением и овладел техникой. Пульт ГГС взорвался азербайджанской скороговоркой.

- Якши, якши! - Толстый не только говорил в микрофон. Он жил разговором. Мимика, жесты, все свидетельствовало об этом.

- Я здесь остаюсь! - он повернулся к нам.

- Ну, парень, удачи тебе! Штаны береги! - Горин похлопал его по плечу. - Чтобы не случилось, ничего не трогай. Убьет! Тут все заминировано.

У парня округлились глаза от страха.

- Ну что, старлей. Побежали?

- Побежали, кэп.

- Олег! У меня в заначке два литра коньяка есть, банка тушенки. Если все закончится благополучно - ко мне.

- Я бы прямо сейчас начал.

- Ты второй раз за пятнадцать минут меня искушаешь. Прямо не человек, а змей какой-то.

- Так ты ведь тоже не Ева.

- Вот только не пустят ли нас после старта в расход?

- Не думаю. Без нас - это железо мертвое.

- А Сергей?

- Он по пояс деревянный. Как памятник. Кроме как задницу лизать, больше ни на что не способен. Посмотрим.

Вот и оперзал. Оттолкнули охрану. С улицы толком не разглядеть в полумраке, только слышны голоса.

- Смирнитский - контроль функционирования проведен. Боечасть в норме.

- П-18. Провел круговой поиск. Цель обнаружил. Азимут 300, дальность 100.

- Офицеру наведения. Цель номер один. Азимут 300, дальность 100.

- Смирнитский обнаружил цель номер один. Азимут 300, дальность 100, высота - 3? РС? - щелкнули штурвалы.

- Петров (он за оператора РС по дальности). Есть цель по углу, азимуту, дальности. Цель без помех. Одиночная, скорость - ноль, высота - 3.

Из темноты раздался голос командира:

- Цель номер один одиночную уничтожить одной ракетой! Метод "К-3"!

Леха зашептал мне на ухо:

- Готова только одна - пятая.

- Смирнитский! Пятая - пуск! - снова раздался напряженный голос командира.

Командир уставился в индикатор, рядом с ним Гусь. От экрана лица у них казались мертвыми. Сине-зелеными. Повисла гробовая тишина. Слышно лишь, как шумят приборы, и стук собственного сердца гремит, шумит в ушах, струйки пота бегут по спине. Вдалеке раздался шум стартующей ракеты. Я вздрогнул от неожиданности.

Раздался голос Смирнитского.

- Цель уничтожена. Расход - одна.

- Ну что, попал?! - Гусь напряженно вглядывался в полумрак на Смирнитского, затем на командира.

- Отбой готовности личному составу. Собраться в курилке, - командир встал со своего кресла и потянулся, разминая спину.

- Ну что, попал? Говори, попал или нет?! - Гусь подпрыгивал от нетерпения.

- Попал. Радуйтесь! - командир был мрачен.

Леха включил свет. Мимо меня пронесся радостный Гусь - за ним спешила вся наша-его охрана. Распахнул дверь на улицу. Споткнулся, с трудом удержался на ногах и что-то закричал. От радостных криков победителей и стрельбы в воздух заломило в ушах.

- Ну что, пошли получать награды! - голос командира звучал громко, еле перекрывая шум на улице, но было видно, что он устал. Мы все устали от этого налета и этой жизни.

Снаружи ослепительный свет резал глаза. Неподалеку была расположена беседка-курилка, оплетенная виноградом. Рядом танцевали победители, лихо вскидывали полусогнутые руки к груди, стучали в бубны. Забавно. Это же надо, на войну и с бубнами! Ну, артисты! Для них война что-то вроде развлекаловки. В воздух периодически кто-то на радостях стрелял из автомата, выпуская целый магазин.

Собрались все наши в курилке. Откуда-то появилась пачка "Верблюда" - "Кэмела". Пустили по кругу.

Леха сидел рядом со мной, и так ненавязчиво, непринужденно положил полупустую пачку к себе в карман.

Все сидели и курили молча. Никто не проронил ни слова. Не было обычной радости, как обычно после старта. Зампотеха не было.

Командир внимательно смотрел в сторону ДЭСки.

- Идет, - облегченно вздохнул Боб. - Не тронули звери.

Зампотех шел, вытирая руки ветошью, куртка была обрызгана машинным маслом.

- М-да, а могла бы не взлететь!

- Если бы дизеля не запустились или заглохли, то намотали бы нам кишки на шею. Тьфу!

Тут до всех дошло, что могло бы быть, если бы зампотех не запустил полуразвалившиеся дизельные установки. Судя по его испачканной форме, мы были на грани этого. Пока пронесло. Посмотрим, что дальше из этого роя получится.

- Слышишь, Олег, а толстый так и сидит в кунге. Надо бы посмотреть, может и украдет чего-нибудь. За этими воинами Аллаха нужен глаз да глаз, - Леха встал, затянулся и одним щелчком умело отправил окурок в урну. - Скорее всего в кунге придется дезинфекцию делать. Штаны у него, наверное, воняют.

- Командир, мы до старта и обратно.

- Только быстро.

Мы быстрым шагом дошли до места старта. Ракеты на привычном месте не было. Опаленная земля, обгоревшая, обуглившаяся местами краска. Все это мы уже видели, и когда-то радовались этим стартам, мазали себе, друг другу лица, руки этой сажей, копотью, остатками смазки. Сейчас не было восторга. Только усталость и опустошенность. Выжили - и ладно.

На полу кунга лежал толстый Адыль. Руки закрыли голову, он не шевелился. Автомат валялся на полу.