Часть первая.
9.
Первым делом я принял ванну. Долго плескался. Казалось, что тот гель, которым
мне смазывали руки, живот, голову въелся в меня намертво, а также, что сам я
пропитался запахом страха. Я ожесточенно терся, скреб кожу ногтями. Дверь в
ванную охранники оставили полуоткрытой, сидели на стуле и вдвоем разгадывали
кроссворд.
Потом в сопровождении охраны я сходил в магазин, и на те деньги, которые мне
оставили, купил две бутылки крепленного красного вина местного разлива. Не выдержал,
хоть и говорил себе, что не буду пить до конца операции, но эта поездка к тюрьме
выбила меня из колеи.
Тут даже если и сдам Рабиновича, это меня уже не спасет. М-да, ситуация. Будем
ждать. Охрана вежливо отказалась от выпивки. Теперь мне нужно напиться и разыграть
нервный срыв.
Играть было не так уж и сложно, я и так за последние дни был на грани его. Алкоголь
лишь ускорил выход эмоций наружу. Я пьяно бил себя кулаком в грудь и кричал,
что я свой, и что начальники моей охраны козлы. Что они забоялись пойти на чеченскую
территорию, всего на пару километров, чтобы захватить шпиона и пару-тройку духов
на память. А теперь я буду крайним. А ведь свой! Я служил таким же опером, воевал
в Чечне!
Охрана молчала. Я-то знал, что квартира "пишется", и завтра все будет
доложено руководству несколькими подробными рапортами и справками.
На следующий день меня никуда не водили, я был предоставлен сам себе, после
завтрака попросил отвезти меня в парикмахерскую, купил несколько местных газет,
пару дешевых детективов.
Во всех местных газетах было опубликовано сообщение пресс-группы местного Управления
ФСБ. В нем говорилось, что такого-то числа в районе станицы Красново была пресечена
попытка прорыва банды с территории Чеченской Республики. В результате перестрелки
двое из нападавших были убиты. Прорыв был предотвращен в результате реализации
полученной ранее оперативной информации, также в станице ликвидированы пособники
чеченских бандитов. Ни про меня, ни про Рабиновича ни слова. Это добрый знак.
Если сообщили общественности о победах, это уже славно, очень славно. Есть шанс,
что меня оставят в покое.
На следующий день меня вновь отвезли в Управление. В течении часа расспрашивали
про мелочи при обмене. Я добросовестно пересказал в сотый раз. Потом набрался
наглости и спросил:
- Что с полиграфом?
- Тебе интересно?
- Интересно, не был никогда под техникой.
- Ничего, еще раз попадешься - будешь всю жизнь жить на больничной койке под
проводами, - мрачно пообещали они мне.
Я сам люблю черный юмор, но почему-то в тот момент я им поверил.
Через час вернули сумку с фотоаппаратом, документы, личные вещи. Охрана проводила
на вокзал, под пристальным наблюдением взял билет до Краснодара. Снова вагон
спальный, тут я не поскупился. Свобода, бля, свобода! Свобода! Я могу спокойно
передвигаться по стране! Свобода! Ах, как дышится, как дышится! Свобода!
Я сунул проводнице купюру, чтобы соседей не подсаживала. Хоть и не было наплыва
пассажиров, не сезон, но хочется мне комфортно покататься.
Бригада наружного наблюдения ехала в соседнем вагоне, а может и в этом. Еще
минимум год будут за мной наблюдать. И в плане наружного наблюдения и в плане
оперативного наблюдения. Дело мое перешлют по месту жительства, теперь даже
переход улицы в неположенном месте будут фиксировать, а затем анализировать,
а не подавал ли я кому-нибудь знак тайный. Сам занимался этим онанизмом не один
год. Но все это будет потом, все потом, а сейчас - свобода!
Я валялся на постели и смотрел в потолок. Теперь надо вытаскивать Рабиновича.
Наружка будет меня "пасти" до тех пор, пока не выведу их на этого
еврея. Усыпить бдительность наружки, сделать так, чтобы они поверили, что я
пай-мальчик, не получится, для этого необходимо год-три. Их у меня нет. А это
значит, что надо делать рывок. Большой рывок, большой отрыв. Значит так, в вагон-ресторан.
Там я поужинал плотненько, выпил сто пятьдесят водочки. Тут же сидела девочка-нимфеточка.
Я рассказал пару историй, представился корреспондентом. Оказалось студенткой
второго курса. Я осведомился, есть ли ей восемнадцать. Совершеннолетняя. Это
уже приятно. Хоть не обвинят, что я пытался изнасиловать, или изнасиловал малолетнюю.
А также хочется надеяться, что она не клофелинщица. Пуганая ворона куста боится.
Я угостил даму ужином, вино она тоже любит, и от водочки не отказывается. Наши
люди!
Потом мы проследовали в мое купе. Когда шли, я изображал, что изрядно выпил.
Девчонку тоже штормило. Кстати, звали ее Ангелиной. Одно их моих любимых имен.
Что это - простое совпадение, или продолжение игры моих бывших? В паспорт к
девочке не заглянешь.
Пробыли мы у меня в купе до полуночи, потом я вежливо ее выпроводил. Все было
хорошо, и мне и ей понравилось. Думаю, тому, кто слушал - тоже. Одежда была
нашпигована "жуками". Одного я нашел просто пальцами, когда ощупывал
ворот куртки. Не мог же я просто уничтожить одежду!
Я запомнил расписание. Через пятнадцать минут станция. Стоим минуту. Курить
на перрон пассажиры выходить не будут. Значит - рывок. Работаем, Алексей, работаем!
Пьяной походкой с плотоядной улыбкой довольного самца иду умываться. Все порядочные
граждане уже спят. А соседям, наверное, порядком надоели кошачьи вопли Ангелины
и мое громкое сопение.
В нерабочем тамбуре никого. Покурил, умылся, лицо холодной водой сполоснул.
Быстро в купе. Оделся. Проводнице - денежку в лапу. Тихо. Никому ни слова, не
видела, где вышел. Слабая надежда, что она уже не проинструктирована. Конечно,
хотелось бы на полном ходу выскочить из поезда, кубарем под откос, потом встать
и уходить от погони. Но это не по мне. Не обучен.
Вышел на перрон. Встал в тень, никуда не бегу, смотрю. Никто не выскакивает
из вагонов не бежит вслед за мной. Усыпил я их девочкой. Усыпил! Есть отрыв,
есть! Вперед, Алексей. Вперед, работаем по полной программе!
Надеюсь, что не засунули они мне навигационное оборудование. И не расставили
по маршруту следования поезда своих сотрудников. Кажется у меня начинается паранойя.
Когда шел поезд, заметил, что параллельно железной дороге идет автотрасса. Вот
туда мне и надо. Постоял в кустах, покурил, понаблюдал за интенсивностью движения.
Нормально. Одна машина в пять минут. Годится для ночи.
Вышел на свет фар. Поднял руку. Поехали. Забрался на заднее сиденье, откинулся,
сквозь приспущенные веки смотрю, как водитель рассматривает меня в зеркало заднего
вида.
Смотрит и прикидывает что-то в уме. Очень надеюсь, что нет у него ничего плохого
на уме. Но вот он полез зачем-то под сиденье.
- Дядя, не делай этого! - предупредил я его.
- Да я ничего! - пробормотал он и начал выруливать на обочину.
- Дядя, я очень устал, не заставляй брать грех на душу! Я просто хочу доехать
без приключений, - я придвинулся к водительскому затылку.
- Я ничего, только бензина долью.
- Бензина полный бак.
- Датчик врет.
- Тебе что-то не нравится? - тем временем машина остановилась.
- Да, - он резко развернулся, и в лицо мне уставился ствол пистолета.
Я успел автоматически убрать голову. Левой рукой схватил запястье водителя,
правой ударил по стволу пистолета. Пистолет упал на пол машины. Тут же я начал
удушение водителя "замком".
- В чем дело?! -спросил я.
- Ни в чем, просто куртка мне понравилась твоя и обувь, - прохрипел "дядя".
- И все?
- В таких куртках деньги возят.
- Ха-ха-ха! - меня пробил смех, я отпустил шею. - Опоздал, мужик. Федот, да
не тот. Поехали. Откуда знаешь про куртки?
- Было дело - сам возил в Москву, - водитель потирал шею.
- Ствол не бери - пусть валяется, - предупредил я. - Давно мышкуешь таким макаром?
- Недавно. Ты первый.
- Ладно, будешь бабушке об этом рассказывать. Ствол-то хоть настоящий?
- Настоящий. Тут этого добра после чеченской войны навалом. Надо? Могу достать.
- Спасибо, не интересуюсь. Кстати, останови машину, - он только начал снова
выруливать на трассу.
Водитель остановился и недоуменно посмотрел на меня. Я вышел, снял куртку, проверил
карманы, скомкал ее и зашвырнул далеко в придорожные кусты. Так же молча достал
свитер из сумки, натянул. Сел на заднее сиденье.
- Поехали.
- Ты чего, парень? - водитель был ошарашен моим поступком. - Не нравится тебе
куртка - отдай. Зачем вещами кидаться-то?
- Ты прав, приметная она уж больно, да и "насекомыми" богата дюже.
Водитель лишь покачал головой и посмотрел на меня как на умалишенного.
- Так тебе ничего не надо? Может квартирку? Девочек? Марафета? - водитель был
явно заинтересован в продолжении нашего знакомства, мне же это были ни к чему.
- Нет, довези до переговорного пункта, а там мы с тобой расстанемся? И никогда
не вспомним друг друга. Я не буду вспоминать, что ты пытался совершить вооруженное
нападение на меня, а ты, что видел меня. Годится?
- А ты заплатишь?
- Мы же договорились.
- А ты, парень, в бегах?
- Тебя это сильно волнует?
- Вообще-то нет. Но ведешь себя странно.
- Просто я сегодня не выспался и голова плохо работает, отсюда и неадекватные
поступки. Так, например, я не стану орать и сдавать тебя ментам на въезде в
город. Сбрось скорость.
Мы спокойно миновали милицейский пост на въезде в Ставрополь. Через несколько
минут были возле переговорного пункта. Я рассчитался, посмотрел на часы. Два
часа ночи. Неплохо, неплохо. Не думаю, что меня будут искать в городе.
Я прошел в зал. Пара человек сидели, клевали носом. В углу спал бродяга, от
него несло потом и мочой. На меня никто не обратил внимания. За колонной стоял
телефон-автомат. Вот и пригодились жетоны. И никто не видит меня. Теперь можно
позвонить. Прикрывая диск, я набрал код и номер Черепанова - казака-красавца
из поезда. Конечно, риск был, как в ту ночь, когда я шел к Черепанову накануне
обмена. Но после моей встречи с раввином, я ежеминутно рисковал.
- Да, - голос сонный.
- Это эскорт услуги?
- Вы с ума сошли... Пальцы правильно на клавиши ставь, идиот!
- Пардон, пардон! - я повесил трубку.
Теперь надо определится с ночлегом. Вышел на улицу. Недалеко стояли "ночные
феи". То, что доктор прописал.
- Эй, девчонки! Не холодно?
- А что, можете согреть? - они обратили на меня внимание.
Мне всегда нравилось, что путаны такие вежливые. Это еще раз подтверждает истину,
что на работе хамить не надо.
- Почему не согреть таких милашек!
Быстро договорились о цене. В стоимость входило, помимо страстной, но продажной
любви, ночлег и завтрак. Сто пятьдесят долларов. Конечно, дороговато, но выбор
был небольшой. Мне нужно было продержаться двенадцать часов. Потом мы встретимся
с Черепановым.
В десять часов утра я поцеловал мою временную спутницу и вышел на улицу. Времени
было еще достаточно, но надо было провериться.
Я походил по городу, покатался на общественном транспорте. Сделал около десятка
пересадок. Менял направление, заходил в магазины. Пару раз мне удалось спокойно
выйти через запасные выходы. А теперь на рынок. Вот и мясные ряды.
С умным видом рачительного хозяина я ходил и приценивался к мясным продуктам.
Купил колбаски сырокопченой, немного вяленного мяса. Головой сильно не кручу.
Так, высматриваю товар.
Вот и Виталя Черепанов. Стоит казак, смотрит на мясо, ножом тыкает. Качает головой,
идет дальше. Поднял глаза, увидел меня, чуть кивнул головой. Чуть спустя пошел
на выход, я за ним. За рынком стояла "Нива" с тонированными стеклами.
Он сел, я присоединился через десять минут. Смотрел, тихо ли вокруг. Вроде бы
тихо. Кто знает, кто знает.
- Здорово, казак! - я протянул руку. Хоть одно приятное лицо за несколько последних
дней.
- Здрав буде, боярин! - шуткой ответил Черепанов.
- Встретил?
- Рабиновича-Коэна?
- Его.
- Подобрали твоего доходягу. Досталось человеку, не приведи Господь, - он перекрестился.
- Тебя не трясли?
- Нет, все по-тихому сработали, - Черепанов усмехнулся в бороду, - они-то может
и спецназ, только мы знаем все стежки-дорожки, на пузе исползали. В засадах
раньше сидели, ждали, когда чечены полезут грабить. Поэтому и никто нас не заметил.
А когда бомба твоя зажигательная рванула, мы сразу засекли куда твой Рабинович
покатился. Потом перестрелка началась. Мы тем временем подползли к пленнику.
Пароль-отзыв, все как ты говорил. Он худющий, кожа да кости, мы его на себя
- и потащили, пока мужики в перестрелку играли. Ох и нравится им это! - казак
улыбнулся: - Тут один дух нас увидал, давай по нам шмалять, пришлось уговорить
его, - все это он рассказывал спокойно, обстоятельно.
Не верилось, что он бывший военный. Не было в его лексиконе военных оборотов.
Только чувствовалась какая-то обстоятельность, надежность что ли. Знает человек,
для чего живет, работает, воюет. Не мотает его, не штормит. Не играет он в игры
с ФСБ и Моссадом. И как-то спокойно с ним, надежностью от него веет. С таким
не страшно и в огонь и в воду. Тут понимаешь выражение "Как за каменной
стеной".
- Притащили мы, значит, Андрюху на нашу землю. Лежим, ждем, может погоня. Ан
нет. Пошумели, постреляли, но к духам не пошли. Видели, как тебя мордой по траве
возили. Сильно досталось?
- Могло быть хуже, - я усмехнулся.
- А как вырвался?
- Дуракам и пьяницам везет. У них против меня ничего не было. Ни денег, ни Рабиновича.
Кровушки попили вдосталь, и отпустили, потом пришлось уходить. Кстати, если
вдруг будут брать меня сейчас, то ты ничего не знаешь. Я просто попросил тебя
подвезти меня. Увидел знакомое лицо на рынке и попросил подбросить. Ты понял?
- Досталось же тебе, Алексей, коли так говоришь, - он покачал головой.
- Денег хватило? - в нашу последнюю встречу я оставлял Черепанову пятьсот долларов
на лечение Рабиновича.
- А на что они? На лекарства только потратили, а так я тебе все верну, - он
говорил про деньги спокойно, как про какой-то инструмент, топор, например.
- Оставь себе. Что доктор сказал? Рабинович в городе?
- Сломано два ребра, но уже почти срослись. Правда, неправильно, но уже что
либо поздно исправлять. Увеличена печень, видимо от побоев. Ну, сотрясение мозга
- это естественно, откуда он пришел, иначе и не могло быть. Был сломан нос,
вроде как зарос. Зубов многих нет - вставит, это дело поправимое. Что еще? А,
да, крайнее физическое и нервное истощение. Нужен покой и питание. Витаминов
побольше. Сам понимаешь, более подробного обследования я провести не мог. Не
в больницу же его везти. А насчет доктора, не волнуйся - человек надежный. Мы
его из чеченского плена полгода назад сами доставали. Как рассказал ему, что
пациент тоже в плену у "чехов" был, так он ночью примчался. Когда
спросили менты на посту, сказал, что на роды спешит. Денег ни копейки не взял.
Сам настрадался, горемыка!
- Ясно. Так Рабинович в городе или у себя оставил?
- В городе. К нему и везу. У меня знакомые уехали к родственникам в Мурманск,
матушка захворала, вот ключи и оставили. Будут через месяц, а может и позже.
Как будут выезжать - позвонят. Я сообщу, живите. Только не гадьте.
- Обижаешь. Мы с Андреем тебе жизнью обязаны. Так сказать, кровники, только
в хорошем смысле этого слова. Кабы не ты, так Рабиновича уже допрашивали бы
без перерыва на перекур.
- И дернула же его нелегкая к чеченам в зубы переться. Хотя знаешь, Алексей,
я может ничего не соображаю в ваших оперативных делах, но уж больно все это
дело попахивает шпионажем.
- Я тоже так думаю, только мне глубоко наплевать. Я вытаскивал своего сослуживца,
с которым мы вместе усерались от страха под молдавскими обстрелами. Андрей со
своим взводом помог нам выйти из-под минометного обстрела в Дубоссарах. На следующий
день там ополченцев человек тридцать за пару минут положили. Сейчас на том месте
обелиск стоит, а мог и я там остаться. Поэтому пусть он шпион всех разведок
мира, я в эти игры больше не играю. Думаю, что и Рабиновичу этой экспедиции
хватило тоже на всю оставшуюся жизнь.
- Наверное, ты прав. Я поговорил с ним, знаешь, в нем жидовского меньше чем
в нас с тобой. Нормальный русский мужик, если не фамилия, так и не сказал бы,
что еврей. Вот ты говоришь, что и офицер он нормальный. На войне сразу видно,
человек ты или дерьмо собачье.
Потом я попросил его выкопать деньги и привезти их мне. Аппаратуру, приемник,
сканеры, радиозакладки тоже. Мои наличные запасы быстро иссякнут, коли Рабиновичу
нужны медицинский уход и усиленное питание.
Теперь осталось дело за малым. Нужно его вывезти в Москву и передать в посольство
Израиля, пусть они как хотят его вывозят из страны. Это их еврейские заморочки.
Вот и приехали. Почти окраина. Тихий двор. Летом здесь хорошо. Много деревьев,
много кустарников. Мамаши сидят с колясочками, рядом бабульки обсуждают самые
свежие новости двора и мировой политики. Хорошо им, знают ответы на все вопросы.
И как ребенка воспитать и как мировые проблемы разрешить. Если бы молодость
знала, а старость могла!