- Помощь медицинская кому нужна? - к бойцам подошел доктор, капитан медицинской службы Женя Иванов. Интеллигентнейший парень, умница. Высокий, худощавый. В очках, усатый, бритый череп, очень он напоминал известного певца Розенбаума. Бойцы дернулись, отворачиваясь от врача.

- Ничего не надо! - Пассатижи отстранился, но доктор в присущей всем врачам манере схватил его и развернул к себе:

- Тихо, больной, не дергайся, а то я сам тебе ненароком сломаю что-нибудь. Так, так, кости и перегородка на месте, жить будешь, а если помрешь, то вскрытие покажет причину смерти столь юного и прекрасного создания.

- Пойдем? - спросил Зубастик у окружающих его офицеров.

- Давай.

Я скомандовал и указал пальцем на Бадалова и Пассатижи, а также на саперов:

- Вперед, мы прикрываем, сильно не задерживайтесь, если много мин, с нас достаточно одного прохода, чтобы только войти и выйти. Господа доктора, вы готовы?

- Ес, сэр! - за всех докторов ответил Женя.

Мы двинулись в колонну по одному, озираясь и прикрывая спины друг друга, готовые в любой момент рассыпаться и занять круговую оборону. Со стороны оставленной техники никаких звуков, кроме гула работающих двигателей БМП.

- Женя, - догнал я доктора Иванова, - Юрка просил посмотреть таблетки, чтобы не пьянеть.

- Есть одно радикальное средство против опьянения, знаешь, какое?

- Не пить вовсе?

- Точно! Ты знал?

- Нет. Просто угадал.

- Удивительно. Обычно покупаются. Не может быть, что догадался.

- Женя, видишь ли, я такой же, как ты, циник, и так же, как и ты, стараюсь несерьезно относиться к своей жизни, иначе крыша съедет, а все, что произойдет, - на то воля Божья.

- Удивительно, как тебе удается сохранять чувство юмора?

- Все просто, у турок есть чудесное выражение "кысмет", что означает "судьба", вот и я придерживаюсь этого. Судьба есть, и от судьбы, как ты ни вертись, а никуда не денешься. Если тебе на роду написано, что проживешь столько-то и умрешь во столько-то от взрыва гранаты, то, как ты ни крутись, какой бы ни был крутой, какая бы вокруг тебя ни была бы охрана, все равно развесит твои кишки с помощью гранаты. Ну и естественно, что и все остальное так же получается.

- И ты в самом деле веришь, что так оно и есть?

- Да, Женя, верю. А ты разве не встречал в своей жизни, практике таких случаев, когда, например, пациент по всем твоим канонам должен быть мертвым, а он вопреки всем твоим стараниям живет? И как бы ты не отрицал все законы, но по законам бытия он живет. Было, Женя? Только не надо утверждать, что организм его оказался на чудо силен, и прочую чепуху. Согласись, что есть нечто необъяснимое во многих медицинских случаях.

- Согласен, и особенно много таких случаев проявляется именно здесь, скажем так, в экстремальных ситуациях.

- И много же случаев, когда вокруг гибнут, а он один как заговоренный идет, и ничто его не берет.

- Был у меня такой случай. Помнишь, взвод из первого батальона заблудился, оторвался от наших и попал прямиков в засаду?

- Помню, что не помнить. Их в упор расстреляли.

- Было трое выживших. Двое раненых, а на одном ни царапины, все тогда думали, что он прятался за спинами других. И по горячке чуть не пришибли. Но раненые подтвердили, что спаслись только благодаря ему, это он вытащил подожженную БМП из-под огня, а когда убедился, что остальные погибли, закинул туда раненых и вывез. Так что ты во многом прав. А сам ты не боишься смерти?

- Боюсь, Женя, боюсь. Просто, я, наверное, готов к ней, что ли. Но больше, чем смерти, я боюсь, что стану инвалидом. Обещай, Женя, что если я попаду к тебе на стол без какой-нибудь конечности или еще с чем-нибудь, что сделает меня инвалидом - дай мне шанс уйти из жизни спокойно. Сам, я понимаю, ты не пойдешь на это, но мне самому дай такой шанс.

- Во-первых, по-моему, Слава, у тебя психологический срыв, и у тебя просто шоковое состояние. Я слышал, что было у вас на "Северном" и как ты отказался стрелять в своих. Первым отказался, и что благодаря твоему знакомому коменданту аэропорта наши бывшие союзники также коллегиально приняли решение не расстреливать нас. Так что или напейся, или приди ко мне, я дам тебе таблеток. Кстати, мы сейчас и наберем их. Только не переусердствуй. А насчет смерти, то каждый волен поступать со своей жизнью так, как сочтет нужным. Нет безвыходных ситуаций, всегда есть выбор и выход. Может, этот вариант нас не устраивает, но он всегда есть. Проблемы создают люди, и только люди способны их разрешить.

- Ни хрена, Женя, ты не понял, - я устало махнул на него рукой, - не нервная я институтка, и никакого срыва у меня нет. Тем мужикам на передовой гораздо тяжелее. Я боюсь будущего инвалида. Я уважаю мужиков, которые, подобно Маресьеву, борются за жизнь, несмотря на все козни и препятствия, но не смогу я. Лучше на гранату без чеки пузом, чем жить инвалидом. Ладно, еще накаркаем, тьфу, тьфу, тьфу!

- Глянь, Слава, саперы машут, видимо, уже готово. Пошли, а наш моральный диспут продолжим за партией в карты или бутылкой хорошего коньяку.

- Годится, но все равно - ты так не дал, подлец, мне обещания. Запомни мою просьбу. Ладно?

- Ладно-ладно, только отвяжись. Любую просьбу я могу выслушать, но совсем не обязан ее выполнять. Ты понял?

- Понял. Ладно, пошли.

- Что-нибудь нашли? - спросил я у саперов, подойдя поближе.

- Ерунда, товарищ капитан. "Лимонка" была привязана за проволоку к двери, и все, больше ничего, - отрапортовали довольные, что так мало работы, саперы.

- Идите, внимательно осмотрите всю территорию складов, а как закончите - приходите, поможете грузить ящики.

Как только бойцы услышали, что им предстоит погрузка ящиков, то их как ветром сдуло, найдешь дурака, и на войне тоже, желающего таскать тяжелые ящики. Пусть даже и во благо большого общего дела.

Я огляделся. Республиканские аптечные склады представляли собой комплекс больших хранилищ, типа ангаров, и два административных одноэтажных здания. Я обратился к медикам:

- Ну, что, господа эскулапы, с чего начнем? Зданий, как грязи. Предлагаю рассыпаться на мелкие группы, а вы смотрите, что брать надо, и вытаскиваем во двор, а затем потащим в машины. Вопросы? Возражения? В письменном виде, пожалуйста, и в трех экземплярах, - раздались смешки, и мы разошлись по территории складов.

- Женя, - я обратился к Иванову, - ты хоть сам-то знаешь, что хочешь найти?

- Знаю, - он раскрыл листок с объемистым списком, я заглянул, но в основном там было написано по-латыни, - не смотри, ничего не поймешь.

- А сам-то разберешь, почерк вроде не твой?

- Разберусь. Надо смотреть транквилизаторы, противошоковые препараты, для нейростимуляции, противоожоговые, для облегчения дыхания, кардио и другие.

Мы подошли к воротам ближайшего ангара. Ворота были закрыты. Я кивнул бойцу:

- Давай! Только смотри, чтобы рикошетом никого не задело.

Все отошли за спину бойца, и тот из автомата короткой очередью разнес обычный амбарный замок, а затем и ригель врезного замка. Прошли внутрь полутемного ангара. Вдаль уходили длинные ряды стеллажей с коробками.

- Смотри, доктор, чем ты нас потом будешь спасать. Только бы срок годности не вышел.

- Светите только так, чтобы было видно, а то темно, как у негра в заднице.

- Везде ты, Женя, побывал, все ты знаешь, все ты видел, - с сарказмом я "подковырнул" доктора. Все вокруг одобрительно заржали.

- Женя, а там действительно темно? - спросил кто-то из темноты. И снова раздался дружный хохот.

- Как только первого поймаю, то вас, сволочей, по очереди засуну, а потом расскажите, как у него с освещением, - беззлобно огрызнулся доктор.

- А если мы негритяночку сцапаем, то мы сами проведем ее комплексное обследование.

- Нет, лучше какую-нибудь мулаточку, они посимпатичней.

- И кореянки, говорят, тоже очень даже ничего.

- Да и баба рязанская сейчас тоже не помешает.

- Нет, мужики, бабы в Европе страшные, лучше наших сибирячек никого нет.

Так неспешно, весело рассуждая о неграх и женщинах, мы медленно продвигались вдоль рядов с медикаментами.

- Помогите залезть, - Женя полез на стеллаж, его подсадили, наверху он раскрыл коробку и, подсвечивая себе фонариком, начал рыться в коробочках. - Принимайте, только аккуратно, здесь ампулы.

- Нашел что-то?

- Да, церебролизин.

- А это что за болячка такая, что язык сломаешь?

- Не болячка, болван, а лекарство, при сотрясении мозга помогает, при контузии.

- Это молодым солдатам необходимо при контузии, а у нас, офицеров, мозгов уже нет - кость одна, - у меня лирическое настроение. После встряски в "Северном" и предшествовавшего совещания особенно не хотелось думать о предстоящих событиях, просто хотелось немного расслабиться.

- На выпускном курсе в военном училище был у нас в роте один забавный случай, - продолжал я, - жили мы на последнем курсе в общежитии. Естественно, что порядки уже были послабже, чем на первом. И вот где-то в апреле подъем, в туалет, и нас сержанты начинают выгонять на зарядку. На улице холодно. Обычно мы редко ходили на нее, но тут, я уже не помню почему, но стали нас выгонять на холод. На зарядку. Может, комиссия приехала, а может, еще какая причина приключилась, не помню, хоть убей. И вот один курсант, по фамилии Попов, забил на эту зарядку. Не пойду, мол, и все, хоть режьте. Командира отделения это, естественно, задело за живое, он и разворачивает Попова и кричит, чтобы тот шел. Попов посылает его далеко-далеко. Командир отделения, как отдавший приказ, как записано в Уставе, должен добиться его выполнения всеми доступными ему средствами, и бьет Попова по лицу. А Попов шел из туалета и в руках нес графин, полный воды. Если помните, были в армии такие большие графины, граненые, из толстенного стекла, и вот Попов бьет своего родного командира отделения по голове, аккурат по темечку. Графин разбивается, у командира отделения кровь, смешанная с водой, течет по всему лицу, заливая глаза. Короче, он падает, мы думаем, что убит. Попов растерялся, бросил горлышко от разбитого графина и деру по коридору. Мы все бросились к командиру отделения, а тот отталкивает нас и как тигр несется вслед за Поповым, догоняет его, сбивает с ног и начинает пинать. Еле оттащили. Думали, что шок у парня, вот и не чувствует боли, а кровь идет, череп-то наверняка расколот. Вызвали медсестру из медчасти, та посмотрела, отвезли в больницу, сделали рентген, обследование. Итог: череп цел, ни трещинки, только кожу рассекло, никакое сотрясение мозга у парня не было обнаружено. А вы говорите, что мозги у нас. Кость! Если бы был штатский - помер, курсант младшего курса, может, был бы серьезно ранен, а выпускного - хоть бы хны.

- Да, это точно, у военных череп с первого раза не раскалывается.

- Доктор, ты много черепов видел, какие крепче?

- У десантников. Они постоянно головой то об люк самолета бьются, то приземляются на голову, - ангар опять потряс взрыв смеха, - шучу, конечно, у каждого свой череп, но от службы в армии он, к сожалению, толще не становится, а то представляете какой толщины должны они быть у полковников и генералов?

- Действительно, мужики, представляете, какой череп у Ролина! Прямое попадание из танка выдержит.

- А можно было бы и без каски в атаку ходить.

- Помогите залезть, там еще что-то толковое есть, - Женька опять полез наверх, мы его подсаживали и поддерживали. - О, то, что доктор прописал! Принимайте, только аккуратнее.

Мы приняли небольшую коробку с кардиамином и еще какой-то заразой.

- Для поддержания сердечной деятельности, - пояснил Женька, спрыгивая и отряхивая пыль.

Так он еще раз пять поднимался на стеллажи, брал и спускал нам коробки, затем мы вынесли их во двор, оставили на попечение часовых. Затем посетили еще пару ангаров, по размерам меньше, чем первый. Когда выходили из последнего, то карманы были у всех набиты витаминами, а солдаты тащили большие жестяные банки с ними. Все весело кидали их рот, жевали "Гематоген", кто-то нашел жевательную резинку для курильщиков и усиленно работал челюстями в надежде бросить курить. Я набрал витаминов, "Гематогена", пластырей от курения, женьшеневого бальзама, таблеток для Юрки, мятных таблеток и еще какой-то дряни.

У всех было прекрасное настроение. Я посмотрел на часы. По всей видимости, я, может, еще успею на совещание. При воспоминании о совещании я нахмурился, период расслабления закончился, надо возвращаться.

- Поторопитесь! Солнце заходит.

Действительно, начали спускаться сумерки.

- Скорее, берите ящики, не ночевать же здесь.

Со стороны оставленных БМП раздалась беспорядочная стрельба.

- Твою мать! Думал, что хоть эта вылазка пройдет спокойно, давай быстрее! - я пошел вперед, неся небольшую коробочку с лекарствами, которую мне отдал Женя, сказав, что там наркотики.

Для того чтобы все взять, пришлось взорвать небольшую металлическую дверь. Почему раньше до наркотиков никто не добрался, не знаю, но нам, может, просто повезло. Дефицитное лекарство у нас, и чует моя задница, что скоро оно нам ой как пригодится.

Стрельба через некоторое время постепенно стихла. Непонятно. Или водители что-то напутали, или бой завершился не в нашу пользу.

- Вперед!

- Давай!

- Держись, ребята!

- Ну, суки, держитесь!

- Зажарим ублюдков!

- Лишь бы БМП не спалили!

С матами и другими криками и возгласами мы помчались по развалинам школы. Верхние этажи этой школы с тыльной стороны обвалились и своими руинами образовали длинную пологую горку до самой аптечной базы. Спускаться по ней было легко, а вот бежать вверх, постоянно спотыкаясь о обломки кирпича и бетона, - это нелегко. Забавно, но в этот момент пришла в голову строчка из детского стихотворения: "Ох, нелегкая это работа - из болота тащить бегемота". Срывая дыхание, падая и поднимаясь, обдирая руки, лицо, разбивая ампулы с лекарством, мы поднялись на второй этаж школы и побежали вниз. Так как коробка у меня была самая маленькая, я выбился в лидеры, и мне первому открылась такая картина - возле наших БМП стояли и премило беседовали с нашими водителями незнакомые солдаты, человек примерно пятнадцать. Я остановился и, оставаясь в тени, внимательно осмотрел открывшийся пейзаж.

Вроде все тихо. Поблизости не видно, чтобы кто-то залег или подкрадывался. Полная идиллия. Я восстановил дыхание и сплюнул. Опять желто-зеленая слизь. Надо бросать курить. Подошли остальные. С оружием наперевес стали спускаться. Может, дезертиры, а может, и опять беглые зеки. Посмотрим, разберемся.

Подойдя ближе, увидели, что по всем признакам и параметрам бойцы наши, такие же, как и мы, "освободители", "участники южного похода". Завидев нашу группу, ко мне подскочил водитель моей БМП и, вскинув руку к шлемофону, начал докладывать:

- Товарищ капитан, за время вашего отсутствия происшествий не произошло, за исключением, - приняли группу солдат-соседей за духов и обстреляли.

- "Сотые", "двухсотые" есть?

- Нет, мы быстро разобрались.

- Это хорошо, а то если бы вы все лучше стреляли, то перебили бы друг друга.

- Товарищ капитан, командир взвода 125 артполка лейтенант Криков! - подошел и представился мало отличавшийся по возрасту от своих подчиненных лейтенант.

"Криков-Крюков", рифмовалось у меня в голове. Странно, я сегодня вспоминал Крюкова, а тут через несколько часов - Криков. Забавно все это.

- Ты когда училище окончил? - спросил кто-то из-за спины.

- В этом году, - не без гордости ответил лейтенант.

- Понятно, - протянул я, - это счастье, что вы не положили друг друга. Какого черта шарахаетесь по нашей территории?

- Мы за водой для дивизиона ходили, когда шли, вас не было, а стали возвращаться, вот и напоролись. Людей мало, емкости тяжелые, разведку не выставили, все воду несли.

Лейтенант говорил и рассказывал от "мы", будто решение принимал не он, а коллегиально, хотя, скорее всего, так и было. Совсем "зеленый" еще. Было желание отчитать его, но сдержался. Пока сам шишек не набьет на свою упрямую башку, не поймет. Вот только "шишки" здесь могут быть первыми и последними. От этих мыслей я сплюнул. Болван, сам загнется и людей положит. Не удержался:

- В следующий раз, лейтенант, либо людей больше бери, либо баков меньше, а то в засаду угодишь, - понизив голос, сказал я, глядя на него исподлобья.

Тот поежился под взглядом, хотел, видимо, что-то ответить дерзкое, но потом передумал. Эх, зелень, у тебя на лице все твои мысли видно. Он помялся, потом жалостливо произнес:

- Товарищ капитан, разрешите с вами пару кварталов проехать, там уже наши, а то топать не хочется, да и на духов нарваться тоже неохота.

- Садись, вода у тебя из Сунжи? - задал я глупый вопрос, откуда она еще может быть.

- Да, из Сунжи. Пока набирали, нас два раза обстреляли, - похвастался лейтенант.

- Если бы хотели прикончить, то посадили бы одного снайпера, так и остался бы ты со своими баками на берегу. Где брали? - я по дороге к БМП развернул карту.

- Вот здесь, - Криков показал мне место недалеко от школы, пять кварталов вниз. - А вот отсюда стреляли.

- Ясно, мы там воду брать не будем, а то завтра они будут нас ждать. Вы хоть отпор им дали?

- Конечно.

- Ладно, садись.

Мы погрузились на броню. Вперед. Через два квартала лейтенант попросил остановиться.

Я дал команду, и машины остановились. Лейтенант Криков со своими бойцами спрыгнули и, помахав нам, пошли к своим, сгибаясь под тяжестью своих канистр и бидонов. Через полчаса мы прибыли на свой КП. Медики побежали в свою медроту, сортировать свои трофеи.

Я прошел к своему кунгу, там сидел и подбрасывал дрова в печку Пашка.

- Рассказывай, что нового? - спросил я, снимая бронежилет.

- Ничего, все на совещании. Это правда, что будем Минутку брать?

- Правда, - сухо ответил я, - совещание долго идет?

- Часа полтора уже. Вас спрашивали неоднократно.

- Иду, - я на ходу закурил и вышел наружу.

Меся грязь ногами, я подошел к штабу, толпа офицеров и солдат, стоявших перед входом, оживленно что-то обсуждала. Не хотелось выбрасывать такой хороший окурок, да и вновь сидеть и обсуждать самоубийственные планы также не хотелось. Вопрос заключался в том, сколько сотен погибнет из нас. Не хотели вражьи души в "Северном" и Москве долбить Минутку артиллерией и авиацией. И поджимали со сроками. Сейчас предстояло обсудить, какой батальон отдать на расстрел. Как уцелеть самим. Офицеры что-то мне пытались говорить, но я их не слушал, в голове уже обкатывал фразы и аргументы в пользу своего варианта, он до конца еще не оформился, но что-то забрезжило. Похоже, есть небольшой шанс сократить количество убитых и раненых. Окружающие, видимо, поняв мое состояние, оставили меня в покое. Я молча кивнул им, отшвырнул окурок, который, описав дугу, упал в грязь. Прямо как жизнь, промелькнуло в голове, вот так же, только войдет в зенит, как катится к закату. Сколько жизней в ближайшие дни придет к своему закату, не дойдя до пика своего расцвета. Войну придумывают старики, они уже импотенты, мудрость еще не пришла, а амбиций хватает, как у молодых, не хотят упускать свою власть, вот и придумывают так, чтобы молодежь умирала за стариковские идеалы. Они же, удовлетворив свои бессмысленные амбиции, будут теперь воровать деньги на восстановлении разрушенного. А нас, свидетелей их безумия, временного помешательства, будут загонять в угол. Как это было с "афганцами". Сначала делали из них кумиров, героев, затем начали повествовать о том, что они наркоманы, пьяницы. Исходя из этого постулата, они вырезали мирное население и могли-де воевать только с мирными жителями, с мощным противником им было не справиться. Затем не дали мужикам выговориться, загнали их в угол, обвинили во всех смертных грехах, объявили об "афганском синдроме", забыли, правда, потом перечислить все синдромы на территории Союза. Что ни "точка", то "синдром", многовато для одной страны, пусть даже и такой большой, как Россия.

Сам себя я "заводил", лучше прийти на совещание уже злым и "заведенным", чем войти и заводиться там. Все уже устали и отупели от бесконечных разговоров и тупикового положения. А тут заходишь агрессивный, злой, готовый порвать любого, кто не согласен с твоей точкой зрения. И привносишь свежую струю, новый взгляд на проблему. Идея начала уже выходить из подсознания. Главное, чтобы не было во Дворце Дудаева наших мужиков, а там мы можем их накрыть. Есть такая штука у саперов - для разминирования, не знаю, как называется, но работает великолепно. Представляет собой небольшую ракету с тремя двигателями, одним маршевым и двумя стартовыми. Эта хреновина взлетает и тащит за собой толстый шланг, набитый тротилом, летит строго в одном направлении. Когда шланг (мы называем его "кишкой") разматывается, то ракета падает, и через полторы секунды после падения тротил, что в "кишке", подрывается, и получается колея где-то метра четыре в ширину. Применяется этот "Змей Горыныч" для проделывания проходов в минных полях. Те мины, что не взорвались, после детонации выбрасывает наружу, потому что, в зависимости от типа грунта, глубина этой "канавы" - от метра до трех.

И вот если подобраться поближе к этому ёкарному дворцу, да и пустить несколько "горынычей", то мало что останется от их богадельни. Главное, уничтожить нижние этажи, он высокий, неустойчивый - завалится вместе с содержимым и духами. Но это, опять же, чтобы внутри не было наших, а только духи. Я подошел к двери, автомат повесил на плечо, толкнул дверь.

- Разрешите присутствовать, товарищ полковник? - отвлек я Бахеля от объяснения.

Все командиры батальонов, их начальники штабов, заместители комбрига и офицеры штаба бригады склонились над картой. В темноте, у щели в оконном проеме, заложенном мешками с песком, курило человека четыре.

- Проходите, Миронов, как съездили?

- Все хорошо, товарищ полковник.

- Проходите, не мешайте, что неясно - спросите у окружающих, но потом.

Вновь он склонился над картой, водя по ней ручкой, как указкой. Я понял, что вопрос идет о штурме Госбанка. Значит, на карте бригада уже перебралась через мосты и успешно преодолела двести метров открытой местности под ураганным огнем противника, надо не забыть спросить, как это им удалось. Но это потом, сейчас не мешать командиру, придет мое время, и выскажу свою заготовку, так же, как и всякий присутствующий. Сначала будет говорить самый младший по званию и должности. Сделано это специально, чтобы не довлело над ним высказанное мнение старших начальников, а потом по возрастающей, и итог подведет командир. Оценивать обстановку, принимать решение, отдавать приказ и контролировать его выполнение возлагается только на одного человека в бригаде - на командира. Потом может и начальник штаба как-то боком здесь пролететь, но за все спрос только с командира. Так же и будет на местах. Почему батальон, рота, взвод не выполнил задачу? Виноват командир того подразделения, которое не выполнило задачу. Спрос строгий и короткий, долго разбираться не будут. В лучшем случае сдерут погоны и взашей, поднимать народное хозяйство, ладно, если выслуга для пенсии уже есть, а если нет?

А могут и под суд, а там и наград всех твоих лишат и с позором в тюрьму. В нашей стране самая страшная приставка - это "бывший". Если не уважают и плюют, правда, заслуженно, на бывшего Президента, то уж на бывшего боевого командира любого ранга и подавно. А если еще и узнают, что он боевой, то тем более надо его утопить, он же кровью замазан, он, наверное, и мирных жителей убивал. Он военный преступник-ату его, ату!!! Мы сознательные граждане, никого не убивали, и если убивают наших соотечественников в какой-то дыре на юге страны, то, значит, так и надо. Чего еще изволите, господа правители? Отправить своих детей на очередную бойню? Ради Бога! Ведь мы же избрали вас, разве вы можете ошибаться и шельмовать? Ни в жизнь! Не так разве ты рассуждал, читатель? И продолжаешь рассуждать?

Чехов сказал, что ежедневно по капле необходимо выдавливать из себя раба, остается добавить, чтобы наши правители ежедневно выдавливали из себя хозяина.

Ведь только стоит посмотреть на карту, как возникает вопрос. Разве может республика, которой не видно на карте, угрожать суверенитету России? Нет, если только не поддерживать и не подкармливать этого опереточного генерала с его пылкими речами. Так, мелкий фюрер с кавказским акцентом. Когда необходимо было убрать Льва Троцкого, добрались до Мексики и даже не гранатой, а простым ледорубом, как бешеную собаку, завалили. А этого бывшего летчика? Не поверю, что не было возможности или желания его уничтожить, то же самое и сейчас.

Объяви вознаграждение, они сами принесут на блюде его голову, украшенную зеленью. Каждый человек стоит денег, если не можешь его купить, то можешь за половину этой суммы "заказать" его. При условии, если у него на тебя нет компрометирующих материалов, или у вас не общий банковский счет в Цюрихском банке.

А мы, как бараны, пойдем вновь к урнам для голосования и будем голосовать за тех, кто будет поддерживать новые кровавые "разборки", устраивать их, расстреливать наших детей, заставлять ветеранов Великой Отечественной рыться на помойке, вытаскивая порожние бутылки.

И не идет речь о коммунистах, демократах, социалистах и прочих словоблудах, нет. Все они хотят сами есть кусок с маслом за наш с тобою счет, читатель. А для того чтобы не задумывались над этим грабежом, устраиваются и войны и катаклизмы.

Тем временем совещание продолжалось, план был набросан, представлен. Пришло время высказывать свое мнение и видение проблемы. Подошел связист и позвал Сан Саныча к телефону. Все смолкли, может, нас отставят от этой бойни. Тот вернулся к столу мрачнее, чем уходил. Сел на стул, обвел всех беспомощным взглядом, мы молчали, только комбриг не выдержал:

- Говори, не томи.

- Получены данные от нашей разведки, оппозиция подтвердила, что во дворец свозятся все наши раненые и захваченные в плен. Просили соблюдать максимальную осторожность при штурме. В авиации отказано, артиллерию использовать только свою. "Ураганов" и "Градов" не будет.

В полной тишине послышалось кряхтение, звук передвигаемых стульев, шарканье ног и звонкий хруст ломаемого комбригом карандаша. Похоже было, что он сам даже не заметил, как переломил карандаш, продолжая вертеть в руках два обломка, уставившись в одну точку. Все были как парализованные.

- Нельзя штурмовать без артиллерийской и авиационной подготовки, людей положим, - начал комбат первого батальона.

- И нельзя штурмовать, когда там наши пленные, погибнут они. Все прекрасно понимаем, что при захвате с артиллерией или без оной они в большинстве погибнут, - продолжил мысль комбат танкового батальона.

- Либо духи их убьют, либо случайная очередь, взрыв гранаты, мины прекратит их страдания. Но не хочется, ой как не хочется становиться убийцей своих соплеменников. Ситуация патовая, что в лоб, что по лбу, - вслух рассуждал комбат третьего батальона.

- Пленных вряд ли спасешь, а подчиненных положим больше. Нельзя не учитывать возможность контратак со стороны противника, - подхватил нештатный заместитель комбрига, он же начальник артиллерии.

Пауза затягивалась. Комбриг отбросил обломки карандаша.

- Перерыв десять минут. Подчиненным ничего не говорить! После перерыва будьте готовы высказываться по существу, каждому не более трех минут.
Все повалили на улицу глотнуть свежего воздуха, сходить в туалет, перекурить, обсудить происходящее без командира.

- Полный звиздец!

- Что придумали, ублюдки.

- Теперь точно с ножом в зубах полезем на стены.

- Думать надо, а не орать, - казалось, что весь этот шум не касался командира танкового батальона. Он обратился к начальнику артиллерии и командирам артдивизионов, они стояли рядом:

- Вы сможете свои самоходки подтащить поближе?

- Вряд ли. Мосты не выдержат нас. У тебя танк сколько весит? А мои САУшки и того больше, да и боекомплект у меня меньше, надо постоянно подвозить, а скорость у них - сам знаешь, в три раза меньше. Нас поставить где-то недалеко на закрытых позициях, и через дома и ваши головы мы будем "класть", как скажете.

Но, казалось, что "танковый" комбат его уже не слышал и бормотал себе под нос:

- Маленький боекомплект, скорость подвоза боеприпасов, револьвер. Надо сделать "револьвер", надо сделать карусель. Точно карусель. Сначала пехота, а затем ураганный огонь из танка. БМП не потянет, слишком маленький калибр.

Потом он позвал своего начальника штаба, и они что-то начали чертить, обсуждать. Время перерыва закончилось, и все пошли на заседание. Расселись на свои прежние места. Командир начал:

- Товарищи офицеры, нам всем ясна сложившаяся ситуация. И штурмовать нельзя, и не штурмовать тоже нельзя, мы позвонили во время перерыва Ролину и нашим соседям, с кем предстоит брать Минутку. Все предоставляют нам карт-бланш. Мы должны взять, а какой ценой, это наше дело. Прошу высказываться.

Повисла тишина. Слово взял "главный танкист":

- Я понимаю так, что в связи с нахождением наших пленных в здании правительства артиллерию и авиацию применять нельзя, так?

- Так, - подтвердил комбриг.

- Тонкое жизненное наблюдение, - кто-то хихикнул из-за спины.

- У БМП слишком малый калибр и слишком тонкая броня, поэтому вести более-менее эффективный огонь с дальнего расстояния не получится, так?

- Так, - вновь подтвердил комбриг, еще не понимая, куда клонит комбат.

- У танков больше броня, больше калибр, но меньше боекомплект, и поэтому ведение огня также будет неэффективно из-за быстро заканчивающегося боекомплекта. Весь вопрос в скорости подвоза боеприпасов. Но загружать танк под огнем противника - это самоубийство, поэтому я предлагаю, чтобы танки сами ездили за боеприпасами. А чтобы огонь велся непрерывно, то предлагаю устроить танковую карусель.

- Какую карусель?

- А в этом что-то есть!

- Башка! Молодец.

Почти все поняли суть идеи, предлагаемую танкистом. Он подошел к карте и начал рассказывать и показывать:

- Вот здесь первоначально по мосту выкатываются на противоположный берег два танка, один ведет интенсивный огонь, второй вяло поддерживает, но больше молчит, третий танк стоит посередине моста и ждет своей очереди. У въезда на мост, на нашем берегу, стоит четвертый танк, пятый под загрузкой. Первый ведет интенсивный огонь по цели, расстреляв свой боекомплект, он возвращается на наш берег для погрузки боезапаса. Танк, стоящий посередине моста, занимает положение для стрельбы и открывает огонь. Третий, что в начале моста, выезжает на середину. Во время всех этих перемещений танк, стоявший и не стрелявший, открывает огонь и не дает противнику уничтожить передвигающиеся танки. Тем самым мы обеспечиваем плотность огня, точность, поддержку пехоты. Работаем за артиллерию. Артиллерия может бить по площадям, а мы можем и по форточкам, - закончил под одобрительный смех присутствующих.

- Вот это здорово!

- Молодцы танкисты!

- Спасибо за идею, - комбриг пожал руку танкисту.

- У меня тоже идея есть, - вперед выступил командир третьего батальона. - Я предлагаю воспользоваться канализационным коллектором для проникновения внутрь здания.

- А что, мудро.

- И людей сохраним, и, может, пленных освободим.

- А если засада? Перебьют как куропаток.

- Это здорово, но стремное дело.

- Идея хороша, но мы не знаем, куда и как он может вывести нас. Это первое, второе - чечены и так уже активно используют канализацию как пути подхода и отхода при совершении диверсионных вылазок против нас. Так что там можем нарваться на засаду. Поэтому за идею спасибо, но надо взорвать коллектор, завалить его, чтобы духи к нам в тыл не зашли. Согласен?

- Да, согласен, - со вздохом разочарования сказал комбат и сел на место.

- Еще предложения?

Многие высказывали предложения, но более радикального, чем танкисты, не смогли придумать. Гостиницу "Кавказ" не смогли взять сегодня, и поэтому, по согласованию с "Северным", ее передали для осады и штурма морским пехотинцам. Людей отвели поближе к КП. Было принято решение максимально дать людям отдохнуть, подготовить их и технику к предстоящим боям. В заключение совещания слово взял заместитель командира бригады по воспитательной работе, по-старому "замполит", подполковник Казарцев Сергей Николаевич.

Роста он был где-то метр шестьдесят пять, сам был не худой, а, как многие пехотинцы, жилистый. Воевал в Афганистане. Его выгодно отличало от многих его соплеменников по прежней политработе то, что он не делал людям гадостей, не бегал по мелочам к командирам и своим кураторам, а просто выполнял свою работу. Умел находить общий язык с людьми, ладить с ними. Среди как офицеров, так и солдат он пользовался авторитетом. Уважали его и за Афганистан, и за способность работать спокойно с окружающими.

- Товарищи офицеры, позвонили с "Северного" - два московских банка готовятся праздновать свой юбилей и отложенные "бабки" решили пустить на "гуманитарку" для войск в Чечне. Поэтому завтра надо будет отправить транспорт на "Северный" за посылками. В каждой находится спортивный костюм, кроссовки, туалетные принадлежности, блок сигарет, для офицеров по две банки пива, а для бойцов - две банки "колы" или еще чего-то.

- Хорошо!

- Пиво!

- Вот это халява!

- Повезло тем, кто распределяет гуманитарку.

- Бери больше - и на раненых и на погибших!

- Да, да, берите больше.

- Помощь нужна?

- А что за банки?

- "Менатеп", "Инком", - перекрывая шум, ответил Казарцев.

- Значит, "менатеповские и инкомовские пайки".

- "Менатеповские" звучит лучше, почти как "натовские".

- Сигареты!

- Кто не курит? Покупаю его сигареты.

- Подожди, там, может, "Астра" или "Нищий в горах" будет.

- Правильно, на "Северном" могут подменить.

- Да, те могут закрысить.

- Не замылят, мы же на Минутку идем.

- А им какая разница. Для них было бы лучше выдавать гуманитарку после штурма, себе больше можно оставить.

- Тихо! - перекрыл шум баритон комбрига.

Шум почти сразу стих, люди были рады отвлечься от мысли о предстоящем.

- Тихо! - вновь повторил командир. - Работы у каждого много, и не тратьте время попусту. Вопросы?

Вопросов у всех было много, но большинство из них были риторическими, и поэтому, зная, что не получишь вразумительного ответа, кроме как на "пошел на хрен" и "не умничай" охотников не нашлось. Все разошлись, обсуждая предстоящую халяву. Это сладкое слово "халява"!

С Юркой мы подошли к Казарцеву:

- Серега, ты про нас не забудь, когда посылки будешь делить. Самое главное - это сигареты. Может, кто курить не будет.

- Мужики, вы уже не первые. И еще много ко мне подойдет. Имейте совесть!

- Юра! Это он о чем?

- О совести.

- А что это?

- Не знаю. Почки знаю, печень знаю, желудок тоже знаю, а вот совесть? Нет, не знаю. А ты, Слава?

- Не слышал.

- Серега, у нас есть почти абсолютная монополия на спирт, и неужели ты своих соседей отфутболишь? Нехорошо все это.

- Ты представляешь, как мы будем в отместку мочиться на колеса твоего автомобиля, да какать нам тоже придется под твоей дверью. Ты представляешь?

- И так всю оставшуюся войну.

- А это дурная привычка и может перейти и на мирное время. Будем гадить перед дверями твоей квартиры.

- Ты только представь себе, выходишь ты утром на службу и падаешь, поскользнувшись на дерьме. Весь такой красивый - и в дерьме. Обидно, да?

- И все это из-за каких-то сигарет.

- Придурки.

- Слава, по-моему, мы недавно это уже слышали.

- Кстати о птичках, когда будешь на "Северном", передавай привет коменданту Сашке, пусть положит нам побольше сигарет и чего-нибудь от себя.

- Он вас и не вспомнит.

- Вспомнит, куда он денется.

- Так насчет твоего выбора?

- Какого выбора?

- Или до окончания службы ты будешь скользить на дерьме, или дашь нам сигарет. С пенсионерами мы не воюем.

- Да пошли вы-

- Юра, он выбрал дерьмо.

- Определенно. Начнем сегодня вечером. Пашка нам поможет.

- Вас что, специально по всему СибВО искали и поселили в одном кунге?

- Не только по СибВО. Я из ставки ЮЗН приехал, а Юрка - со СКВО. Поэтому - это судьба, Сергей Николаевич. И придется тебе постоянно нести свой крест.

- Поскальзываясь на дерьме. Но этого можно избежать-

- Если подбросить нам сигарет.

- И тогда мы будем всегда тебя рады видеть.

- И детям своим будем рассказывать, какой ты замечательный и сердечный человек. А если нет, то тоже расскажем. Что ты дерьмо.

- Идиоты.

- Клиент еще не созрел.

- Ничего, как пару раз упадет - созреет.

- Так как?

- Завтра поговорим.

- Так бы сразу. Спасибо.

- Клиент созрел. Спокойной ночи.

Мы пошли спать в свой кунг. Постепенно навалилась усталость, страшно хотелось спать. Придя "домой", мы застали Пашку за накрытым столом. Он сиял словно новогодний пряник на елке, завернутый в фольгу. Счистив налипшую на ботинки грязь, сделавшую их похожими на огромные бахилы, мы ввалились в кунг.

- Ты что сияешь, как приз выиграл? - спросил Юрка у Пашки. Я молчал, в голове крутилась какая-то мысль, не оформившаяся до конца, но казалось, что очень важная.

- Так, я наслышан, что вы сотворили в "Северном"-

- Молчи. Молчи и никогда никому об этом не говори. Ничего не было. Ты понял? - жестко я оборвал его. Не было желания даже вспоминать, а обсуждать это - тем более. - Доставай, что есть у нас в заначке. А мы пойдем руки вымоем.
Оставив оружие и раздевшись, мы вышли с Юркой на улицу с чайником теплой воды. Поливая друг друга и отфыркиваясь, мылись долго и тщательно. Кожа вновь задышала. Вытерлись жесткими армейскими вафельными полотенцами. Присели на лесенку, закурили, подставив лица не очень холодному ночному зимнему ветерку. Было желание вот так долго сидеть. Просто сидеть и ни о чем не думать. Сидеть и курить. В кулаке разгорается от затяжек огонь сигареты, обжигая ладонь. Благодать. Юрка вмешался в мое мажорное настроение:

- Ты что на Пашку напустился?

- Нечего попусту языком трепать. Что было, то прошло, а обсуждать, из пустого в порожнее переливать, тем более солдату, ни к чему. Сейчас будет ходить, трепать по КП то, что мы ему расскажем. Пусть обижается, но молчит. Я думаю, что если выберемся, тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, то у нас еще на дыбе спросят, что это вы, сукины дети, замышляли. Просто в бой не идти, или хотели мятеж поднять. Поэтому и тебе советую заткнуться и не вспоминать об этом.

- Испугали ежа голой задницей.

- Мы с тобой, родной ты мой, не на Великой Отечественной, а в войне за чью-то собственность. И вот хозяин этой собственности и спросит нас, не против него ли мы собирались повернуть вверенное оружие. Технику и людей. Юра, мы с тобой участники такого дешевого водевиля, что если бы не было так страшно, то можно было бы просто посмеяться. Вот ты, знаешь, для чего ВСЕ это?

- Брось, Слава, крыша поедет.

- Она у меня уже съехала, что я начал задавать такие вопросы, - я достал новую сигарету и от окурка прикурил, потом бросил его под ноги и затушил каблуком.

- Вот так и нас с тобой, придет время, а оно придет раньше, чем мы предполагаем, выбросят. Вытрут ноги и выбросят. И как ты, когда покуришь, сплевываешь, так и нам вслед плюнут. Попомни мои слова. Если мы сейчас посмели Командующему показать свои зубы, так и не побоимся показать, - а если надо, то и перегрызть глотку, - начальнику, командиру. Мы привыкли к крови, к смерти. Я не могу спать, если ночью тихо. Когда работает артиллерия, то сплю как младенец, а когда авиация, еще лучше.

- Я тоже, - тихо заметил Юрка.

- Вот ты ответь на один простой и глупый вопрос, что такое национальность?

- Как что? - не понял Юрка. - Ты с ней родился. Если хочешь, то Богом она дана тебе.

- А если, допустим, чеченца в младенчестве вывезли во Францию. Всю жизнь скрывали от него, кто он. Дали свою фамилию, воспитывался он в той среде. Обучался в нормальной французской школе, потом в ихнем институте, постиг их культуру. Кто ОН? Если тебе легче, то не чеченца, а русского вывезли во Францию. Жаль, что не меня. Так, Юра, КТО ОН?

- Получается, что француз, - неуверенно произнес Юра.

- Так вот и получается, что национальность - это не биологическая категория, а социальная. То есть люди сами создали себе проблему, придумали национальный критерий и, прикрываясь им, стравливают нас. Древние придумали аксиому, которая действует: "Разделяй и властвуй". Ты вспомни, что даже в советские времена, когда был провозглашен лозунг о равенстве наций и народов, русские служили на национальных окраинах, а "чурки" - в Прибалтике или в России, прибалты - на Украине, в Молдавии. Тем самым получалось, что стрелять, в случае бунта стрелять в соплеменников тяжелее, чем в аборигенов. А отцы-замполиты искусственно подогревали национализм.

- А как же патриотизм? Любовь к Родине?

- К Родине?

- Да, именно, к Родине, - Юрка торжествовал. Вопрос был трудный.

- А что такое Родина, Юра? - тихо спросил я. - Я не цыган, не еврей и не какой-нибудь кочевник. Но ты мне объясни, что такое Родина. Какой смысл ТЫ вкладываешь в это понятие. Раньше солдаты кричали "За Бога, Царя, Отечество!", потом "За Родину, за Сталина!" А сейчас? "За Родину и Президента!", "За Родину и Грачина". - Я сплюнул, - лет через двадцать, может, в каком-нибудь фильме и покажут, как идут цепью на пулеметы с таким идиотским криком. И как говорил Грачин, что мальчики умирали с улыбкой на устах, всадил бы я ему грамм тридцать свинца в брюхо и посмотрел, как он бы умирал с улыбкой на устах. Так что такое Родина? Это Президент, который развалил Союз, а потом бросил нас с тобой в одно пекло, в другое, третье. А в личном деле даже отметки забыли поставить. Разве Родина, которая любит своих сыновей, пошлет их на смерть? Разве нельзя было хирургически уничтожить опухоль - Дудаева? Молчишь. Можно, все можно. И мы, и весь мир хлопали бы в ладоши, что так аккуратно все провели. Все можно, если ты не в сговоре с Дудаевым. Патриотизм? Оскар Уайльд, был такой толковый англичанин, сказал, что патриотизм - это последнее прибежище негодяев. Самый главный парадокс заключается в том, что я люблю Россию, люблю эту территорию, но не люблю правительство. А данный парадокс рождает ненависть к понятию "Родина". Трудно жить в стране, которую ненавидишь.

- А зачем ты воюешь? И, на мой взгляд, неплохо воюешь.

- Не подлизывайся. Сам не знаю. Родину защищаю. Парадокс. Дурдом. Здесь все просто. Черные и белые. Индейцы и бледнолицые. Мы защищаем свою Родину, которую они пытаются разорвать. Крыша едет от таких мыслей. Знаешь такой анекдот: приезжает в часть генерал и ходит, проверяет. Потом говорит командиру: "Мрачно у тебя здесь, покрась забор во все цвета радуги". Командир под козырек: "Есть!" Идут дальше. Генерал: "Поставь кровати в шахматном порядке, все веселей будет". Командир опять: "Есть, товарищ генерал!" Генерал: "Ты, что, командир, личного мнения не имеешь? Под всякую чушь, ерунду отвечаешь "Есть"?" Командир: "Мнение-то я имею, а вот выслуги у меня нет, а то бы я тебя, генерал, с твоей чушью на хрен послал". Нет у меня, Юра, выслуги. А то бы не было раздвоения личности у меня.

- Так, может, тебе к психиатру сходить?

- И он мне объяснит, что такое Родина и чьи интересы я здесь защищаю? И почему нефтеперегонный завод мы не можем взорвать? А руки так и чешутся. Устроить кому-нибудь большое западло. Вот только если бы восстанавливали потом только они из своего кармана, то было бы хорошо, а то ведь за счет бюджета. Кстати, Юра, ты ведь знаешь, что авиация в первую очередь дотла разнесла местное министерство финансов?

- Знаю, ну и что?

- Давай спорить, что сейчас авиация не дворец Дудаева в темноте долбит и не склады с боеприпасами и казармы духов, а чеченский Госбанк.

- Да ну, вряд ли, - протянул Юрка, - хотя если эти уроды сначала Минфин, а затем, по логике, накануне штурма- Вполне могут. Тем самым они предупреждают, что скоро штурм. Во гады!

- А я о чем. Так что такое Родина, Юра?

- Пошел на хрен. Софист несчастный. Тебе в замполиты надо было идти.

- У меня папа бывший военный, так я от него перенял стойкую антипатию к замполитам, хотя и там иногда попадаются порядочные люди. Редко, но бывают.

- Пошли жрать, а то околеем. Напьемся?

- С радостью, но не получится. Тем более что и день был тяжелый. Вспомни, мы с тобой выкушали по полкилограмма водки на нос, закусывая только "курятиной", и хоть бы хны.

- Было дело, - Юрка мрачно сплюнул. - Бля, во жизнь! Захочешь напиться и не можешь. Приеду домой - нажрусь до зеленых соплей и мордой в салат.

- Точно. В салат. В "зимний". По самые уши. Вот только как бы не захлебнуться.

Мы засмеялись, когда задаешь глупые вопросы, на которые у тебя нет ответов, и ты ничего не можешь изменить, остается только плыть по течению, держаться за напарника. Мы вошли в кунг. Пашка накрыл стол и поставил в центре открытую бутылку водки.

- Коньяк остался?

- Остался.

- Так ставь его на стол. Радуйся жизни.

Юрка укоризненно посмотрел на меня. Было понятно - неизвестно, доведется ли нам выпить коньяк этот позже, но взгляд его красноречиво говорил, мол, зачем я свои гнилые мысли на бойце вымещаю. Пашка, не убирая водку, поставил коньяк. Я взял, открыл и почти полные налил стаканы. Было дикое желание напиться.

- Поехали! - я поднял свой пластмассовый стаканчик.

Остальные последовали моему примеру. Сдвинули свои "кубки", они прошелестели, темная жидкость коньяка в них заколыхалась, когда мы чокнулись. Опрокинул. Тяжелая, вязкая жидкость потекла вниз. Я зажмурился от удовольствия. Вот она дошла до желудка и начала там растекаться теплом. Принялись закусывать. Молча, без слов. Нечего говорить. Все уже определено, решено без нас. Можно написать рапорт и уехать домой, но такой мысли даже не возникало.

Мы быстро жевали, как только тепло начало в желудке проходить, я разлил остатки коньяка. Юрка быстро взял свой стаканчик:

- У нас что, просто пьянка? Пьем без тостов.

- Нет, мы просто ужинаем, но если хочешь что-то сказать, то говори, но покороче, а то коньяк горячий, а тем более водку, я не пью.

- Я предлагаю выпить, - начал Юра, - за то, что Бог нам помогал раньше. Я хочу выразить общую надежду, что удача нас не оставит, и мы выберемся из этого пекла-

- Чтобы через пару лет попасть в новое- - перебил и продолжил я.

- Может, и попадем, но сейчас, а может, и через день, нам предстоит идти на Минутку, и поэтому, Господи, пошли нам удачу. За удачу!

- Юра, ты служишь в армии?

- Ну, и что?

- А то, что в армии единоначалие и субординация, а ты, минуя командира, напрямую обращаешься к Богу. За это можно получить взыскание.

- Пошел на хрен, идиот! - Юрка выдохнул и опрокинул, выпил коньяк.

Я с Пашкой тоже опрокинул. В голове что-то зашумело. Неужели хмель появился?! Это здорово. Я боялся спугнуть это чувство и сидел, не шелохнувшись. Наступило легкое опьянение, оно нарастало и нарастало.

- Слава, ты что? - испуганно спросил Юра.

- Ничего, - я нехотя открыл глаза, - гад, ты мне хмель спугнул.

Голова стала абсолютно ясной и чистой:

- Тьфу на тебя. Тьфу на тебя три раза.

- Чего спугнул? - недоуменно спросил напарник.

- Чего-чего, - передразнил я его, - хмель, гад, спугнул ты мне. Я сижу и чувствую, как начинаю пьянеть, а тут ты лезешь со своими вопросами.

- Я смотрю, что ты сидишь и как кот, который гадит, в одну точку уставился, а потом и вовсе закрыл глаза. Ну, думаю, может, поперхнулся. Извини, что кайф тебе сломал. Может, еще догонишь?

- Хрен его догонишь, - досада меня разбирала, - но можно попробовать, наливай.

Я взял бутылку водки, которую Пашка вначале поставил на стол, и разлил по стаканам. Мы с Юркой не закусывали. Может, после смешения водки с коньяком удастся немного опьянеть. Я встал, держа стакан с водкой.

- Третий тост.

- Третий, - подхватил Юрка.

- Третий, - эхом отозвался Пашка.

Немного постояв молча, мы почти одновременно выпили и, не закусывая и не запивая, сели на свои места. Молча, не торопясь начали закусывать.

- Это правда, что в лоб будем Минутку брать? - спросил Пашка с набитым ртом.

- Правда, сынок, правда, - ответил я. Я знал, что он терпеть не мог, когда его называли "сынком". Пашка взвился:

- Какой я вам сынок! У меня у самого вот будет сынок.

Подумал и добавил:

- А может, дочка. А вы - "сынок, сынок".

- Так, Паша, сынка сделать большого ума не надо - это десятиминутное дело, а потом всю жизнь мучайся. Вот из тебя, как ни старались, а так человека и не сделали.

- Почему не сделали? - Пашка уже весь ощерился.

- Пьешь много, нам хамишь. А мы к тебе как к родному. Надо воспитывать. Как думаешь, Слава?

- Да, - я подхватил, - пора переходить к радикальным средствам. Ты какого хрена в эшелоне караул напоил? Пьяный часовой, да еще с оружием - преступник. Значит, ты пособник.

- Какой пособник?

- Обыкновенный, в тридцать седьмом приписали бы тебе диверсию и к стенке по законам военного времени. И пломбу свинцовую в затылок, - я коснулся пальцем его затылка, куда обычно стреляли при расстреле. Тот дернулся.

- Шутки, Вячеслав Николаевич, дурацкие.

Я закурил. Юрка и Пашка последовали моему примеру.

- Значит, так, Паша, - начал я, - пока нас не будет-

- А куда вы денетесь? - перебил меня Павел.

- В подвале будем сидеть, - огрызнулся я. - Не перебивай старших. С войсками, скорее всего, пойдем. Ты, сукин сын, отвечаешь головой за машину. И за все, что в ней находится. Если что, то- - я остановил жестом Пашку, который пытался меня перебить, - если что, то передашь вещи семьям. Ты понял? А за машину голову сниму и скажу, что так было. Ты все понял?

- Да понял, понял. Вы мне уже это в сотый раз говорите. У вас-то и вещей, кроме грязных носок, ничего и нет.

- Вот ты их и постираешь.

- Еще чего, - Пашка фыркнул.

- Постираешь, постираешь, будешь нас вспоминать и, обливаясь слезами, постираешь.

- Если и буду обливаться слезами, то только потому, что вонь от ваших носков будет глаза есть.

- Паша, - вмешался Юра, - у нас уже своеобразный ритуал - когда предстоит серьезное дело, то мы тебе наказываем, что сделать с нашим вонючим бельем. Но так как тебе с ним неохота возиться, то ты усиленно молишься за нас, и Бог, услышав твои молитвы, охраняет нас, тем самым спасая тебя от неблагодарной работы стирать наши носки. Кстати, а ты не забыл, как пахнут наши носки?

- Вот еще! Я когда "молодым" был, дембелям носки не стирал, а вам и подавно не буду, - Пашка уже буквально кипел.

Его злость нас раззадоривала.

- Паша, ты же знаешь, что когда человек умирает, то последняя воля - закон. Слышал?

- Ну?

- Так вот, - голос мой стал торжественный, - наша последняя воля с Юрием Николаевичем, что когда помрем, чтобы ты постирал наши носки, погладил их и передал семье. По паре от каждого можешь оставить себе. На память. Можешь повесить на ковер над кроватью.

- Так вы еще не помираете.

- А вдруг-

- Ничего я не буду вам стирать! - Пашка стал угрюмым и насупился.

- Ладно, Паша, мы пошутили. Не обижайся. Лучше разлей остатки, - сказал Юра.
Пашка повиновался и аккуратно разлил оставшуюся водку по всем трем стаканам. Все долго ждали, пока он не перестанет капать последние капли в свой стакан. Все про себя считали.

- Двадцать две, - сказал Юра, нарушив тишину.

- Я слышал, что можно из любой бутылки тридцать три капли выжать, - вмешался я.

Взяли нашу пластмассовую тару.

- Что день грядущий нам готовит? - спросил Юра, обращаясь к нам.

- Хрен его знает, - ответил за всех Пашка.

- Пусть будет то, что должно произойти. И давайте выпьем за это. За Судьбу и за Его Величество Случай! - сказал я.

- Правильно! - поддержал меня Юра. - За Судьбу и Случай.

Потом тихо добавил, как бы про себя, но мы отчетливо слышали:

- К смерти надо быть готовым. Да минует меня чаша сия, - и выпил.

- Это ты правильно сказал, Юра, что к смерти надо быть готовым. Чтобы она тебя не застала врасплох. Дела надо завершать и долгов больших не делать, а то семье придется за твою опрометчивость расплачиваться. Да минует меня чаша сия, - повторил я слова из Евангелия и тоже выпил.

Пашка тоже выпил. Закусили молча. Подчистили то, что лежало на тарелках и в банках. Снова закурили, но уже сытые, довольные. Предстоящий день уже не рисовался таким мрачным.

- Про какую вы чашу говорили? - спросил, с наслаждением затягиваясь, Пашка.

- Это, Павел, сказал Иисус накануне своей смерти, обращаясь к своему Богу-Отцу. Он знал, что его казнят, ему было страшно, вот он на всякий случай и просил папашу, чтобы тот не делал этого, - пояснил я. - Когда будет время, Пашка, почитай Евангелие. Очень занимательная и поучительная книга. Очень много полезного там обнаружишь.

- А, книги- - протянул Пашка.

Сразу стало ясно, что Пашка не является любителем чтения.

- Читай, Паша, читай. В книгах сосредоточена вековая мудрость поколений. На одном своем опыте не проживешь. И чему ты будешь своего ребенка воспитывать? Какие примеры будешь приводить из жизни? Из чьей жизни? Из своей? Так, кроме как пьянки, ты ничего не видел. Вот и будешь рассказывать, как нужно пить. Или как ты в эшелоне караул напоил? - Юрку явно тянуло пофилософствовать.

- Не компостируй, Юра, парню мозги, - я вмешался. - По крайней мере, ему не грозит шизофрения.

- Это почему же?

- Когда был курсантом, была у меня подружка из медицинского. Так вот она рассказывала, что им на курсе по психиатрии говорили, что если человек не читает книг, то он не склонен к шизофрении. Потому что, читая книгу, человек сопереживает с героями и пропускает через себя. Тем самым на его личность накладывается отпечаток личности книжного героя и происходит смещение личности читателя. Что-то еще. Но это было пересыпано так медицинскими терминами, что из ее объяснения я запомнил только вот это.

- М-да, ты прав. Пашке шизофрения не грозит. А вот белая горячка - точно! - вынес резюме Юра.

- Если в наше отсутствие будут раздавать гуманитарную помощь, то подойдешь к замполиту бригады подполковнику Казарцеву, скажешь, что от нас. Заберешь у него на себя и нас помощь. Если ты, гад, выпьешь наше пиво, то вешайся.

Размеры одежды и обуви знаешь. На всякий случай запишем. И самое главное, он должен дать побольше сигарет. Если забудет, то напомнишь, что он де обещал сигареты. Понял?

- Понял. А много сигарет будет?

- Не знаю. Но надеемся, что много. Не бойся - поделимся. Мы когда-нибудь тебя обходили?

- Нет. Не было. Это другие штабные офицеры прячут свое добро, а вы - нет.

- Вот видишь. Мы думаем, как тебя накормить, напоить, накурить. А ты, засранец, носки постирать нам не хочешь! - опять начал гнуть свое Юрка.

- Не буду я стирать вам носки! - взорвался Пашка.

- Не ори на офицеров, а то можно и в глаз схлопотать. - сказал Юрка. - Мы пойдем отольем, а ты пока прибери и подумай насчет носков. Кунг проветри, а то спать невозможно. Хоть топор вешай.

- Не буду я носки стирать! - уже сквозь зубы тихо и упрямо процедил Пашка.

- Ты что его заводишь? - спросил я, закуривая и пристраиваясь рядом с Юркой, когда отошли от машины.

- Скучно, - просто ответил Юра.

- Такое впечатление, что тебя что-то гложет.

- Ничего не гложет, просто весь вечер голову ломал над твоими дурацкими вопросами. Что такое Родина?

- А, тоже проняло? Так что же такое Родина?

- На хрен!

- Нет, ты меня на хрен не посылай. Ты ответь на вопрос о Родине.

- Ты бы еще о смысле жизни у меня спросил бы.

- Нет, Юра, этого точно никто не знает, а вот по поводу Родины ты ответь!

- В одном ты, Слава, прав. Родина и правительство - два понятия несовместимые.

- Родина и государство, - поправил я Юру.

- Хорошо, когда страна твоего проживания с одной культурой, например, как Израиль.

- Так в Штатах вон сколько, как в Вавилоне. И понимают друг друга. И не собирается штат Техас выходить из состава США. А почему? А потому что там хватает работы. Если ты не лодырь, то живешь как человек.

- Правильно, а у нас все с ног на голову поставлено.

- Ладно, хватит философствовать. Один черт, ничего не узнаем и не добьемся. А настроение Пашке своими носками мы надолго испортили.

- Это точно. Постреляем? - Юра достал из кармана захваченные осветительные ракеты.

- Давай! - я взял у него несколько штук.

Разойдясь в стороны, мы подняли вверх на вытянутых руках эти ракетницы и дернули за запальные шнуры. Раздались почти одновременно два громких хлопка, и с громким шипением ракеты устремились в темную высь. Там, на высоте, они с треском зажгли свои огни и устремились к земле. Часовые тоже периодически запускали осветительные ракеты, и поэтому все вокруг почти постоянно было залито неживым, мертвым огнем. Предметы отбрасывали неестественные, причудливо изломанные тени. Когда запускаешь ракеты, то кажется, что Новый год дома. Я постоянно на каждый Новый год приносил из части осветительные ракеты, и после полуночи всей семьей выходили на улицу и запускали их. Я радовался вместе с сыном. Сейчас такое же чувство охватило меня. Выбросил пустую гильзу, взял следующую ракету и, не дожидаясь напарника, запустил ее. В воздухе кисло запахло сгоревшим порохом. Юра тоже не отставал от меня.

- Пойдем спать? - спросил я, когда последняя наша ракета погасла.

- Давай по последней покурим и пойдем, - отозвался напарник.

Закурили. Помолчали.

- Как думаешь, вместе пошлют? - нарушил молчание Юра.

- Не знаю. Может, вместе, а может, и нет.

- Могут и во второй батальон засунуть, пока нового начальника штаба не назначат.

- Там ротных толковых полно. У нас что, в бригаде мало желающих начальником штаба стать?

- Желающих много, а вот с опытом штабной работы - мало.

- Думаешь, тебе предложат покомандовать пока штабом?

- Может. Тебя-то не отправят. Ты офицер по взаимодействию.

- Поживем - увидим.

- Представь, сейчас мужикам в батальонах готовить технику, людей, уточнять порядок колонны. Боеприпасы, люди. Какое счастье, что удалось вырваться с командных должностей. Хуже нет в войсках должности ротного. Как собака бегаешь.

- Это точно. На эту тему есть хороший анекдот, только с военно-морским уклоном. Вызывают в штаб флота старого командира подводной лодки и говорят: "Мы хотим ввести новые льготы для плавсостава. Как вы на это смотрите?" Командир, старый, прожженный морской волк: "Хорошо смотрю". Кадровик: "Мы хотим увеличить оклад, квартиры вне очереди, путевки давать в дом отдыха. Мы думаем, что когда об этом на берегу узнают, то их от зависти разорвет. Вы как считаете?" Командир: "Это точно. Но когда первого разорвет, вы меня на его место поставьте, пожалуйста!" Вот и у нас. Какие бы льготы не обещали ротным, взводным, какие бы дифирамбы не пели, один хрен, надо держаться подальше от этих командных должностей.

- Пошли спать. День трудный будет.

- Да. Неизвестно, когда еще предстоит выспаться толком. Слава, а ты знаешь, ты паразит знатный.

- С какой это стати?

- Да со своими глупыми вопросами. Родина, не Родина. Государство, страна. Тьфу. Голова разламывается.

- Зато мне хорошо. Выговорился, и вроде лучше. Пусть другие мучаются.

- Вот и я говорю - паразит.

- Не мучай себя. Самокопание никому пользу не приносило. Пока забудь. Выйдем живыми - поговорим. В ближайшие дни нам некогда будет думать. Пусть рефлексы работают.

- Это правда, пусть нервная система поработает. Пацанов только жалко. Много их тут останется.

- "Навеки девятнадцатилетние", как у Бакланова.

- Хватит, опять завелся. Пошли спать.

Мы подошли к нашей машине, выбросили окурки и зашли внутрь. Пашка за время нашего отсутствия успел прибрать и уже лежал в постели.

- Ты сегодня не в карауле?

- Нет. Завтра моя очередь, и то днем.

- Шланг да и только. А кто мой сон оберегать будет?

- Ваш сон, сами и сторожите.

- Опять хамит. Надо будет тебя заставить копать окоп для стрельбы с коня стоя.

- Для стрельбы с коня стоя?

- Именно, а то уж больно языкастый стал.

- А высота коня?

- Три метра.

- Таких коней не бывает.

- Бывает. В Москве памятник Юрию Долгорукому видел? Вот для его коня и его самого и будешь копать, если еще хоть раз будешь дерзить. Понял, балбес?

- Понял, понял, - проворчал Пашка, отворачиваясь от нас. Он знал, что если нас "достать", то мы можем многое сотворить.

Мы в который раз сняли только ботинки, носки, ослабили ремни на брюках. Автомат у меня у подножия топчана, у Юрки - на гвозде над головой. Пару гранат в изголовье под матрас. Трофейный ПБС - под матрас на уровне бедер, патрон в патронник и на предохранитель. Теперь можно забыться в коротком сне. Жаль, что не удалось опьянеть. Юрка, гад, помешал. Завтра я ему напомню. Лампочка, осв