25 июня 1941 - прорыв из окружения частей 3, 4 и 10 Армий Красной Армии

Акалович Н.М. "Они защищали Минск": "Утром 25 июня по приказу командования майор Иван Кириллович Воропаев повел свой (84 АП) на соединение с дивизией".

Марышанов Александр Федорович, 48-й лап 13 сд: "…К г. Слониму бойцы разных подразделений все были перемешаны. Из нашего подразделения оставалось несколько человек в массе солдат, отступающих на Минск. На окраине г. Слонима во время бомбежки и обстрела с самолетов был ранен боец нашего подразделения Денисов, родом из Владимирской области, Курловского района (возможно Денисов Михаил Георгиевич, 1913 г.р., п/б 07.1941). Поймав коня, мы его усадили на него, отправили в колонну, с которой мы отходили, но беспрерывными бомбардировками разбросало всех, и участь его неизвестна".

Палий Петр Николаевич, военный инженер 3 ранга (инженер-капитан) УНС-74 "Записки пленного офицера": "…К Зельве подошли под утро. Через реку в Зельве остался только один мост - железнодорожный. Другой, деревянный, был уничтожен немецким налетом накануне вечером. Оставшийся мост, на одну железнодорожную колею, был без покрытия, только шпалы и рельсы, да узкая пешеходная дорожка в две доски, между рельсами. Даже перил на мосту не было. В самом местечке, в окружающих садах и рощах, повсюду, где можно было как-то укрыться от взоров немецких летчиков, все было забито беженцами и отступающими разрозненными частями. Многие старались переправиться через реку вброд или на плотах и лодках. Но это было доступно только мелким группам без транспорта и без грузов. Весь берег был сильно заболочен, а в сухих местах покрыт толстым слоем мягкого песка. Все-таки некоторая организация переправы была налажена. У выхода на мост была сильная охрана под командой какого-то полковника, смелого и решительного человека, установившего строгий контроль и очередность в пропуске на мост желающих перебраться на другую сторону. Ляшкевич, полковник Сафронов и я договорились с командиром охраны моста об очереди. Полковник, моложавый, высокий и удивительно красивый человек, сказал: "Мост немцы уничтожать не намерены, для себя его сохраняют, это ясно. Если бы хотели разрушить мост, могли бы это сделать при первом же налете. У них другая тактика, каждые 15-20 минут, во всяком случае по вчерашнему опыту, налетает пара мессершмитов и обстреливает из пулеметов. Там, под мостом, и дальше, по ту сторону, много уже и машин покалеченных, и людей побитых. По этому мосту переправиться можно, даже ЯЗы и ГАЗы проходят по шпалам, но нужно в ритм их налетов попасть. Днем мало желающих. Если хотите рисковать, могу пропустить вашу колонну начиная с десяти утра. Опять-таки, оставаться до следующей ночи - тоже риск. Немцы могут подойти сюда. Я не имею сведений, как быстро и в каком направлении они продвигаются. Решите сами, и скажите мне не позже 7.00". - "Если будет так, как вчера, сколько машин может проскочить за эти 15 минут без риска?" - спросил Ляшкевич. - "Выпускаю по три сразу, если машины в порядке и шоферы на ять, можно пропустить три тройки. Но смотрите сами, чтобы машины не стали и шоферы были бы первый сорт. Это на вашу ответственность!" Вернулись к Пузыреву, собрали весь командный состав и шоферов, и после обсуждения было решено переправляться днем. Женщин, детей и несколько очень пожилых мужчин отправили на двух машинах вверх по течению, там было узкое место и маленький паром. Эта группа, со взводом красноармейцев, должна была переправиться там, а пустые машины вернуться назад к мосту. Проверили все машины, отобрали самых лучших водителей и выстроили всю колонну в тени под деревьями, недалеко от моста. Все было готово к переправе по первому сигналу. Совсем рассвело, последние машины, пропущенные на мост, скрылись в лесу на противоположной стороне. Все замерло в ожидании первого налета. Но было тихо и спокойно. На улочках в пыли копошились куры, лениво бродили поросята, пролетали стайками воробьи. Женщины возились по хозяйству, и детвора, играя, шныряла между машинами. Даже странно было смотреть на сотни людей, напряженно ожидающих появления в воздухе немецких летчиков. - "Нельзя время терять. Черт их знает... Может, их и не будет сегодня, - командир переправы нервничал. - Эй вы, первая тройка, рискнете?" - "Попробуем... может, проскочим, давайте сигнал, товарищ полковник", - и шоферы первой на очереди тройки сели в кабинки и завели моторы. Полковник вышел к помосту, специально сделанному, чтобы облегчить выход машин на полотно. Постоял пару минут прислушиваясь и поглядывая в небо... - "Давай! Жми на полный ход! - и он махнул зеленым железнодорожным флажком. Два полуторатонных ГАЗа и один трехтонный ЗИС стремительно понеслись по мосту, подпрыгивая по шпалам настила. Полковник подождал, пока они не оказались на другой стороне моста и стали удаляться по насыпи через луга, к лесу. - "Следующая тройка... Газуй! Давай, давай, не мешкай"... Вторая тройка тоже прошла благополучно, за ней еще одна. Когда четвертая тройка машин уже завела моторы и начала выходить к помосту, полковник вдруг замахал красным флажком: - "Назад! Воздух!" Завыли ручные сирены тревога, все бросились под укрытие деревьев и домов. Над долиной показались четыре самолета. Мост, насыпь за мостом и подход к мосту - все было пусто. Самолеты сделали большой круг, где-то далеко за лесом кого-то они стали обстреливать. Было хорошо видно, как они один за другим пикировали на цель, а потом резко поднимались, делали круг и снова пикировали. Самолеты развернулись и все четыре в ряд направились прямо на нас, на мост. Я, как и несколько других командиров, укрылся за большим штабелем шпал около самого моста, но немцы на этот раз сделали налет на местечко, очевидно правильно предположивши, что здесь под деревьями улиц и садов есть скопление отступающих, невидимое сверху. Они пронеслись над поселком каждый пустил длинную пулеметную очередь и все четыре исчезли вдали. Я побежал к своей колонне, на улице лежало несколько убитых и раненых, в домишках плакали дети, кричали женщины, вероятно, и там были жертвы. Поворачивая в переулок, где стояли машины УРа, я увидал тело военного, лежащее на углу. Человек лежал лицом вниз, а из-под него растекалась лужа крови. Нагнувшись к телу проверить, живой ли он, я повернул его лицом вверх. Это был "Юра Давыдов", тот самый лейтенант из 49 дивизии, изнасиловавший Рысю Могульскую в Высоком в день Первого мая! Он был мертв. Два солдата и я перенесли тело в сторону, вынули документы. Звали его Георгий Давидюк. Прав был дивизионный комиссар. Юрия Давыдова в списках дивизии не было, был Георгий Давидюк. А теперь и Давидюк выбыл из списков, а вот искалеченная девочка Рыся осталась. В уровской колонне потерь не было, но настроение было очень нервное. Часть гражданских рабочих заявила, что они пойдут пешком к броду и будут там переправляться, а когда генерал Пузырев сказал, что он не разрешает им этого, вышел вперед пожилой мастер, токарь из механических мастерских базы, и спокойно сказал: "А нам и не надо твоею разрешения, товарищ генерал, мы не военные и тебе, товарищ, были подчинены по службе, по работе, значит. Теперь работы нету. В Черемхе она осталась. Ну, и мы сами по себе. Счастливо оставаться, товарищи, пошли ребята", - и ушли. Дисциплина заметно падала, даже среди военнообязанных бывали случаи отказа в повиновении начальству. В этот день трудно было установить какую-то цикличность в периодических появлениях немецкой авиации. То они появлялись через 10-15 минут, то их не было в течение целого часа. Только один раз несколько автомобилей попали под налет, будучи на мосту и на насыпи. Одна машина сорвалась с моста и упала в реку, говорили, что на ней погибло 11 человек, другая перекинулась на насыпи и загорелась, там тоже были убитые и раненые. Подходила очередь на переправу и колонны УРа. Вместо полковника у выезда на мост теперь был капитан, один из помощников полковника. Так как налеты были очень нерегулярны, то на мост капитан выпускал машину за машиной с интервалами в пять минут. Колонна УРа подтянулась к самому мосту. Для переправы отобрали 19 машин, остальные были не надежны. Снова произошло несчастье. Две машины были на насыпи и большой пятитонный ЯЗ на мосту, когда в воздухе показались два мессершмита. Самолеты пролетели вдоль над насыпью и мостом. На насыпи одну машину подбили, а другая налетела сзади на подбитую. ЯЗ на мосту стал как-то косо, и одно из его задних колес повисло в воздухе. И мост, и насыпь были полностью заблокированы. Начальник переправы, размахивая своим красным флажком, закричал "Переправа закрыта! Есть другой мост! 30 километров вниз по течению. Переправа закрыта!" Наша колонна была уже почти у самого моста. Я посмотрел на ЯЗ на мосту, машина покачивалась, и у меня родилась отчаянная мысль! Не спрашивая разрешения, я приказал стоящему рядом со мною Борисову "Давайте сюда ваших людей и собирайте добровольцев. Сбросим грузовик вручную! Видите, он качается! Скорей!" Через десять минут человек сорок облепили машину, стали ее раскачивать, и наконец машина полетела с моста. Но с ней вместе полетело вниз и двое людей. Одного я хорошо знал. Коля Шуляковский, один из воентехников, работавших в группе оборудования, когда я был ее начальником. Бедный мальчик, он все ожидал производства в следующий чин… "Как только получу, еду домой в Винницу и женюсь, невеста там у меня, Аллочка", - говорил он мне, показывая карточку. Обе машины с насыпи были сброшены в стороны. Убитых снесли вниз и положили в ряд, накрывши их брезентом. Раненых отправили в лес. Немцы как будто ждали, пока мы закончим свою работу по очистке моста. Едва раненые скрылись на опушке леса, появилась в воздухе тройка мессершмитов. И на мосту, и на насыпи, и за мостом в местечке - всюду было пусто. Я лежал в кустах лозняка и следил за самолетами. Вся тройка пролетела над мостом без единого выстрела. Два самолета полетели дальше, один сделал круг над лесом и пролетел еще раз над мостом, как бы делая проверку. Очевидно, летчик что-то заметил и дал длинную пулеметную очередь по краю поселка, потом исчез, догоняя своих коллег по профессии. Переправа снова заработала. Меня вызвали к генералу. Его машина была спрятана в большом сарае, и, когда я подошел, просто своим глазам не поверил: на крыше машины и над мотором были прикреплены толстые листы железа, а заднее стекло и боковые окна у заднего сидения тоже были защищены железными листами. Вся эта "броня" была прикручена толстой проволокой через наново просверленные дырки в кузове. Три солдата еще заканчивали свою работу по превращению генеральской эмки в броневик. Не заметив, что сам генерал сидит в машине, я спросил солдат: "Это что за чудо! Кто это учудил?" - В ответ я услышал: "Гибель одного солдата - персональная трагедия, гибель военачальника - трагедия и несчастье значительно большего масштаба! Надеюсь, что вы. Палий, это понимаете", - и голова генерала появилась из машины. - "Как же, как же, я это прекрасно понимаю, товарищ генерал, - поспешил я ответить. - Неплохо придумано". Пузырев вышел из машины и, пожимая мне руку, сказал, что благодарит за проявленную инициативу. Когда я возвращался к своему месту, Ляшкевич сказал мне: "Смотрите, он вам за ваше геройство и орденок подвесит... если и вы и он доживете до подходящего момента". Наконец подошла очередь переправляться и колонне УРа. Пропустили семь машин без неприятностей. Восьмая скатилась с насыпи в сторону и застряла в болоте. Снова дали воздушную тревогу, но два самолета пролетели далеко в стороне. Пропустили машину генерала. Потом, без разрешения охраны, со стороны выскочили на переправу три новеньких полуторатонных газика. Первый, нагруженный какими-то ящиками, с двумя лейтенантами и женщиной в кабинке, а за ним еще два, наполненные людьми. Много женщин, детей с ношами, узлами, мужчины в военном и штатском. Они благополучно проскочили по мосту, но на насыпи их захватил очередной налет. Первая машина свалилась с насыпи, несколько раз перевернувшись через бок и растерявши весь свой груз, и снова стала на все четыре колеса внизу. Из кабинки выскочили лейтенанты, осмотрели машину и... поехали прямо по лугу дальше к лесу. "Вот это чудо, я такого никогда еще в жизни не видал, - сказал кто-то, стоивший рядом. - И смотрите, как погнали. Ну и дела". Две другие машины попали прямо под пулеметы. Обе свалились с насыпи, и от них во все стороны побежали люди, понесли раненых. Издали было видно, что там много убитых. Начали пропускать одну за другой оставшиеся машины колонны УРа. На одной из последних уехал Ляшкевич с Борисовым, а мне приказал сесть в самую последнюю. По когда этой последней машине дали сигнал форсировать мост, шофер пролетел на полном ходу мимо, забыв подхватить меня, лейтенанта Шматко, начальника гаража с базы в Черемхе, и двух красноармейцев из отряда Борисова, бывших со мной. Выждав некоторое время, мы бросились бежать по мосту на другую сторону, за нами побежало еще несколько человек, "бездомных", как мы называли одиночек, не принадлежавших к какой-нибудь определенной части или организации. Перебежав мост, мы сбежали с насыпи, внизу была хорошая тропинка, прямо через луг в направлении леса. Тут мы наткнулись на одну из тех машин, что прорвались на переправу без очереди. Около перевернутой машины, среди всяких вещей, узлов и корзин, лежали трое убитых, с краю у тропинки лежала женщина с неприятно торчащими из-под задравшейся юбки голыми ногами, я нагнулся, чтобы ее прикрыть. А за ее телом, полуприкрытый упавшим узлом, был ребенок, еще живой. Мальчик, наверно, лет четырех. Весь низ его тела был сплошная рана, одна ножка была полностью разворочена и торчала поломанная косточка, все было в крови... Чуть-чуть вздрагивали его веки на полузакрытых глазах, а пальчики на обеих раскинутых в стороны руках сжимались и разжимались... "Доходит пацанок, и тронуть его нельзя... кровью изошел, - сказал пожилой старший сержант, "бездомный", приставший к нашей группе. - Помрет он сейчас. А может и промучается еще час или больше... Ишь ты, беленький какой... - Он посмотрел на небо, потом на нас и вынул из кобуры наган. - Идите вперед, ребята... негоже на такое смотреть... идите. Все равно ничего сделать нельзя, а оно, малое дитятко, может и страдает еще..." Мы все рванулись вперед по тропинке. Я видел, как сержант, не снимая пилотки с головы, перекрестился. Когда после выстрела я повернул голову, я увидел, что он прямо через луг уходит в сторону от нас. Встречаться с нами опять он не захотел... Мы догнали нашу колонну, собиравшуюся в лесу после переправы через мост. Мы были уже недалеко от Слонима, много народа потерялось, а может, решили действовать самостоятельно, как те рабочие, что ушли из Зельвы. Наконец и контакт с командованием был установлен. Пузырев получил приказы, инструкции, указания и целый большой пакет почты, отправленной на укрепрайон еще до войны. В пачке уже никому не нужных циркуляров, отношений и прочей официальной бюрократии довоенных будней был и приказ о производстве младшего воентехника Николая Шуляковского в чин воентехника... Там же был и новый приказ о том, что теперь вместо чина "военный инженер 3-го ранга" устанавливается чин "инженера-капитана", и, соответственно, военинженер 2-го ранга - инженер-майор, а военинженер 1-го ранга - инженер-полковник. Всем строевикам, пульбатовцам и стройбатовцам было приказано направиться под командованием одного из старших командиров в Барановичи в распоряжение командования. Всем остальным военным и гражданским служащим УРа и управления строительства под командованием генерала Пузырева двигаться через Новогрудок к Минску. Семьи, женщины и гражданские лица в возрасте после 55-ти лет должны были быть погружены на поезд здесь же, в Слониме, для отправки в тыл. Пузырев стал выполнять приказ немедленно. Все строевики под командой полковника Сафронова сразу ушли в сторону Барановичей, семьи и старики были доставлены на станцию и переданы на попечение коменданта. Остальной инженерно-технический персонал со взводом охраны, погрузился на 15 машин и выступил в направлении Новогрудка"

Мялицын И.А. "Генерал Рубцов": "Последний переход колонны штаба корпуса из-под Белостока в район Слонима оказался очень трудным. Всю ночь машины шли по лесным дорогам, застревая в низинах и болотинах… На восходе солнца эскадрилья вражеских бомбардировщиков обнаружила колонну в долине небольшой речки, по обеим сторонам которой стояли почерневшие печные трубы сожженных домов да дымились оставшиеся тлеющие бревна, и атаковала машины. Повернуть с дороги оказалось невозможным: слева - русло речки, справа - крутые холмы. Оставалось только одно скорость. Разогнавшись, с трудом объезжая остатки разбитых, искореженных от бомбовых попаданий машин, колонна метров через шестьсот на огромной скорости свернула в лес. Пострадал батальон связи, большая часть машин была разбита… Похоронив заместителя начальника штаба корпуса по связи полковника Баландина и других погибших товарищей, колонна двинулась дальше…".

Катков Федор Дмитриевич, капитан, начальник шифровальной службы штаба 1-го стрелкового корпуса "Генерал Рубцов" (Мялицын И.А.): "Вскоре после рассредоточения машин в роще под Слонимом я решил переговорить с командиром корпуса. Дело в том, что меня как шифровальщика ведущего секретное делопроизводство, беспокоила судьба архивных дел. Мне казалось, что появилась опасность утраты и попадания архива врагу… Командира корпуса я нашел сидящим за столом на складном табурете, хмурым, сосредоточенно углубившимся в карту... Мой совет об уничтожении архива командир корпуса поддержал… Неподалеку били зенитки по самолетам противника, бомбившим и обстреливавшим, очевидно, дорогу от Слонима на Барановичи, самолеты были где-то за лесом, совсем близко ухали разрывы бомб, иногда вокруг нас шлепались осколки разрывавшихся в небе зенитных снарядов. Кто-то из штабных работников, находящихся поблизости крикнул: "О, сбили, горит!" Я поднял голову и увидел совсем рядом над лесом пронесшийся с длинным шлейфом черного дыма самолет с крестами на фюзеляже. Через несколько секунд раздался грохот взрыва, содрогнулась земля. Наш разговор прервала сигнальная ракета и стрельба. Через минуту прибежал запыхавшийся лейтенант:

- Товарищ генерал-майор, со стороны Слонима нас атакуют немецкие десантники...

Генерал тут же подозвал находившегося неподалеку помощника начальника оперативного отдела капитана М.А. Воронина, приказал ему собрать для контратаки группу штабных работников. Сам же бросился к стоявшему метрах в двадцати ЗИМу. Через десяток секунд он уже бежал впереди знакомых мне товарищей в сторону противника с ручным пулеметом в руках. Позже я узнал, что генерал, орудуя ручным пулеметом Дегтярева, укрываясь от автоматных пуль десантников за стволами крупных деревьев, перебегая от одного дерева к другому, с руки бил по немцам короткими очередями. Капитан Воронин и другие очевидцы утверждали, что не менее пятнадцати фашистов уложил лично Рубцов. Когда я спросил об этом самого Федора Дмитриевича, он улыбнулся и сказал:

- Коли я плохой генерал, отступаю, так должен же быть хоть удовлетворительным солдатом. Какая разница, кто их убил, важно, что их больше нет.

Ту атаку мы отбили.

- В покое немцы нас не оставят, еще и авиацию вызовут, надо перемещаться,- решил командир корпуса.

Часа через полтора, уже на новом месте, мы хоронили наших погибших товарищей: начальника оперативного отдела майора Е.С. Ставровского, корпусного интенданта И.И. Пушкина и других…".

Пауль Карелл "Барбароса: от Бреста до Москвы": "… Такова была оборотная сторона танковых ударов по территории неприятеля, кишевшей разрозненными группами русских солдат и офицеров. В лесах скрывались целые дивизии русских. Пару раз 39 учебный танковый полк 17 танковой дивизии уже имел серьезные неприятности. Что и произошло в Слониме, в этой проклятой дыре! Танкисты проехали до самой железнодорожной насыпи магистрали Белосток - Барановичи. Вдруг услышали, доносившуюся из города стрельбу - там явно шел бой. Когда через город шли танки, русская пехота вела себя тихо, но когда двинулись зенитчики, саперы и обоз, тогда и начался весь этот ужас. 1 и 2 взводы 9 роты развернулись и снова помчались в город: "Очистить!" Легко приказать. В этот же момент русские начали контратаку со стороны железнодорожной насыпи. Слоним горел. Полк обстреливали со всех сторон, он оказался отрезанным. Солдаты стали занимать круговую оборону. На рассвете в бинокль увидели, как с другой стороны насыпи двинулись колонны русских. Рации всех немецких танков работали на "прием". Радисту каждого танка то и дело приходили распоряжения от командира батальона быть наготове. И тот ставил переключатель в правое положение, так что все машины могли слышать, что передает командир батальона: "Стрелять только по сигналу красной ракетой. Подпустить врага ближе. Потом концентрированный огонь по танкам". Шум моторов постепенно приближается. "Он что там, заснул, что ли, со своей ракетой? - нетерпеливо спрашивали друг у друга танкисты. - Они же не стоят на месте". Впереди танки. Затем грузовики, небольшие деревянные повозки, полевые кухни и автомобили для перевозки боеприпасов. Голова колонны была уже в каких-то пятидесяти метрах от немецких позиций. И наконец - красная ракета! И тут же залп из танковых орудий. В колонне противника началось смятение - одна машина за другой загорались. Колонна смешалась. Танки свернули на хлебное поле. Лишь во второй половине дня Слоним был очищен, все атаки русских отбили…"

Гейнц Гудериан "Воспоминания солдата": "В этот день новые силы противника, в том числе и танки, двигались из района Белостока к Слониму. На фронт прибыла 29-мотодивизия и получила задачу прикрыть Слоним от русских. Это позволяло использовать главные силы 17-й и 18-й танковых дивизий для нанесения удара на Минск. 18-я танковая дивизия уже продвигалась на Барановичи".

Joachim Lemelsen's 29. Division: Das Buch der Falke-Division: 29. Inf.Div 29.Inf.Div (mot) 29. Pz.Gren.Div.: "Для предотвращения в дальнейшем прорыва вражеских сил из котла, 29-ой дивизии, которая продвигалась в направлении к шоссе Слоним-Зельва, было приказано закрепиться севернее и западнее этого шоссе и тем самым обеспечить защиту моста в Зельве, а также восточного берега реки Зельвянка южнее моста. Мотоциклетно-стрелковый батальон и разведывательный батальон 29-ой дивизии были тотчас же переброшены из Ружан в Озерницу. За ними проследовал усиленный 15 пехотный полк (так называемая штурмовая группа "Вессель"), который должен был очистить от вражеских сил всю территорию восточнее р. Зельвянки. К вечеру 25.06. без особых боев с силами противника, части дивизии вышли в заданные районы. Следующий позади них 71 пехотный полк вследствие постоянных задержек на марше продвигался очень медленно и дошел к этому времени только до Пружан, откуда он тотчас же был выдвинут в направлении Ружан, а оттуда к 26.06. он был также переброшен в Озерницу, где уже находился штаб дивизии. Палящее солнце и немыслимая пыль существенно осложняли марш в этот день. Сотни разбитых русских автомобилей и убитые русские солдаты лежали по обе стороны дороги. Большое число пленных, пойманных в лесах и во ржи, сгонялись на сборные пункты. Раздававшиеся то там, то там взрывы и беспорядочная стрельба в спину вызывали беспокойство в продвигающихся войсках".

Военно-исторический журнал: из архивов министерства обороны СССР "Дневник немецкого офицера 71 пехотного полка 29 моторизованной дивизии": "В 7 час. 20 мин. мы перешли военный мост севернее Бреста. Теперь дело хорошо продвигается вперед. Нас догнал первый поезд. Танки нашего корпуса 17-й и 18-й танковых дивизий справились уже более чем с 500 танками противника. На плохих пыльных дорогах мы беспрерывно продвигаемся вперед. Там, где случаются заторы при продвижении, появляются коменданты участка дороги и вмешиваются в это дело лично, т.к. мы, 29-я дивизия, имеем приказ о продвижении. Вечером мы достигли Пружан, а потом и Ружан. В пути мы видели много русских танков, расстрелянных и сожженных. Но также и много наших товарищей пало. Мы находимся на некотором расстоянии от железной дороги… Что мы будем делать в этой пылище, нельзя себе представить. Уже через несколько минут все покрыто толстой серо-желтой пеленой. Когда стало темно, мы достигли и закрепились в районе пункта 203,0 южнее Озерницы".

Из сообщения Советского Информбюро от 22 сентября 1941 года: выдержка из дневника немецкого солдата Эмиля Гольца, убитого в бою: "25 июня. Проходя через Слоним, вместе с Вальтером принял участие в очистке лавок и квартир. Кое-какие нужные вещи я захватил в машину".