"Главное - определиться, какой державой мы хотим быть"

Первый заместитель начальника Генштаба вооруженных сил России генерал-полковник Юрий Балуевский рассказал корреспонденту "Власти" Ивану Сафронову о том, к какой войне готовится Россия, как реформируется ее армия и какие уроки следует извлечь из иракской войны.

— К каким войнам готовится Россия?

— Политическое и военное руководство России исходит из того, что у нее нет прямых врагов, но сохраняются потенциальные угрозы, которые непременно должны учитываться во всех расчетах и планах развития государства и его армии. А здесь кроется сложность: опасно недооценить военные угрозы, но не менее опасно и переоценить их. Это, по моему мнению, неизбежно приведет к созданию вооруженных сил сверх разумных пределов и экономических возможностей страны. С учетом этого и ведется работа как по созданию менее громоздких, но более эффективных вооруженных сил, так и по исследованию способов и форм их действий во всех видах военных столкновений.

Что касается военной реформы, то она имеет, на мой взгляд, как минимум шесть основных составляющих. Совершенствование системы государственного и военного управления. Оптимизация боевого состава штатной структуры военной организации. Оснащение вооружением и военной техникой. Повышение мобильности и боевой готовности. Развитие социальной инфраструктуры. Развитие оборонно-промышленного комплекса. И, наконец, совершенствование законодательства. Отсюда, на мой взгляд, следует, что проведение военной реформы — не ведомственная, а государственная задача, так как является составной частью государственной реформы России. Почему-то все время говорят: вот изменим принцип комплектования, и тогда сразу решим все задачи военной реформы. Да нет же!

— Какие войны будут вестись в мире в ближайшем будущем?

— С применением высокоточного оружия, как наступательного, так и оборонительного, а также информационного оружия. При этом я считаю, что завтрашняя война может быть безъядерной. А армии будут небольшие по составу и профессиональные по сути, но в случае региональных или глобальных войн их усиление может и будет производиться за счет массового призыва резервистов. Сегодня у нас много говорят о профессиональной армии и отмене призыва, а ведь у наших партнеров, англичан и американцев, сохранилась вся система и инфраструктура, которая позволяет им осуществить призыв по мобилизации в военное время. В Ирак, например, были направлены резервисты, хотя конфликт в Ираке и является для США локальным. Здесь налицо стремление Пентагона провести проверку обученности резервистов в условиях войны.

— Война в Ираке закончилась. Какие можно сделать выводы?

— Чего-то сверхнового или неожиданного как в ходе, так и в исходе военных действий нет. Согласитесь, что воевать против армии, которая в течение последнего десятилетия фактически была обречена на медленное вымирание как военный организм — поскольку новая техника не поступает, ремонт и модернизация старой не производится,— воевать с такой армией по большому счету одно удовольствие. Ведь что мы видели в телерепортажах? Технику конца 80-х годов. Даже если это и были танки Т-72, я почти уверен, что подавляющая их часть была с ограниченным ресурсом. Мы не видели ни одного полета иракского самолета. А без поддержки с воздуха невозможно сейчас вести боевые действия.

— Но ведь иракская армия по численности превосходила войска коалиции.

— Я думаю, мы уже ушли от фактора массовых армий. Сегодня массовая армия в такой войне не является решающей силой в достижении победы. По американским уставам для достижения победы в наступательном бою необходим шестикратный перевес. Но это в классической войне, когда есть фронт, когда есть оборона, когда есть наступление. В Ираке не было ни классической обороны, ни классического наступления.

— Вернемся к российской армии. Может ли Россия равняться на США, если у нас весь бюджет страны в несколько раз меньше их оборонного бюджета?

— Сегодня мы на все строительство военной организации государства вкладываем порядка $10 млрд в год, а американцы — $340 млрд только на вооруженные силы. На заседании правительства 24 апреля была названа цифра 138,3 млрд руб., необходимые только для практической реализации федеральной целевой программы на 2004-2007 годы по обеспечению комплектования воинских должностей сержантов и солдат преимущественно военнослужащими, проходящими военную службу по контракту. Как я понял, в правительстве эта цифра вызвала определенный шок. А ведь от финансирования военной организации напрямую зависит как военная безопасность России и перспективы военной реформы, так и то, сможет ли Россия поддерживать и наращивать производство и экспорт современных видов вооружений и военной техники.

Тут главное определиться, какой державой мы хотим быть — региональной или мировой великой державой. Если региональной, то региональной должна быть и военная реформа. Акцент в ней должен быть сделан, грубо говоря, исключительно на силы общего назначения и на вспомогательный характер ВВС, флота, космических войск, ракетных войск стратегического назначения. Если мы говорим о том, что Россия идет по пути становления великой мировой державы, то должна преобладать уже стратегическая компонента вооруженных сил, задействованы в которой должны быть все виды и рода войск. Я думаю, мы все хотим видеть себя не региональной державой, подобной существующим сегодня на пространствах СНГ. А у великой державы должны быть современные вооруженные силы.

— А что такое, с вашей точки зрения, современные вооруженные силы?

— Возьмем укомплектованность. Мировой опыт говорит о том, что, если вооруженные силы укомплектованы на 70% и менее, наступает утрата боеспособности. В 1995-1997 годах мы уже имели наши вооруженные силы, укомплектованные менее чем на 60%. Оснащение современным вооружением и техникой: в мире — порядка 60%, а в упомянутые годы у нас было менее 30%. Последствие — техническая деградация. Дальше, финансовое и другие виды обеспечения вооруженных сил. Мировая практика говорит, что они должны быть не ниже 85-90% от необходимого. А у нас по некоторым видам обеспечения было от 20% до 80%. Что за этим идет? Мы уже знаем — спад уровня боевого мастерства. Если мы план боевой подготовки в те годы выполняли менее чем на 40%, то по мировым критериям ни о каком профессионализме говорить нельзя, о какой-то слаженности подразделений — тем более. Наконец, такой критерий, как уровень доверия к вооруженным силам в обществе. Вот, на мой взгляд, где проблема. Вспомним конец 80—- начало 90-х годов. Тогда везде давали советы, как "откосить" от армии. А отсутствие поддержки в обществе — это, я думаю, смерти подобно для любого военного организма.

— А не кажется ли вам, что армия сама во многом виновата в том, что не пользуется поддержкой в обществе?

— На этот вопрос отвечу словами американского исследователя Чарльза Доннели: "Армия никогда не может быть демократичной. Армия по своей природе авторитарна, а не демократична. Основная проблема состоит в том, как примирить такую недемократичную государственную структуру — вооруженные силы — с демократическим обществом". На мой взгляд, нельзя не согласиться с этим высказыванием. Но необходимо также ответить на вопрос, что составляло вчера и составляет сегодня основу поддержки армии в обществе или, как говорят, каков социальный рейтинг армии? Вчера престиж армии как в ее среде, так и в обществе в целом формировался, на мой взгляд, под единым влиянием объективных материальных предпосылок (имелся мощный военно-промышленный комплекс) и субъективного действия всей государственной общественной системы военно-патриотического воспитания. В основе были две составляющие — конкретный враг и советский патриотизм. Анализ социологических исследований, проводившихся в те годы, да и сама жизнь позволяют сделать вывод о высоком социальном престиже военных в обществе. Сегодня на фоне невысокого, на мой взгляд, в целом уровня доверия населения к органам государственной власти рейтинг вооруженных сил начинает стабилизироваться. У меня есть основания полагать, что в ближайшие годы рейтинг будет расти.

Но должен отметить, что сейчас сами военнослужащие, прохоящие службу по контракту, не слишком высоко оценивают престиж военной службы в российском обществе. Почему? Это и определенная ностальгия, характерная для старших офицеров, по времени, когда армия пользовалась всенародной любовью, и недооценка в обществе места и роли вооруженных сил. Однако, на мой взгляд, и это особенно важно, основная часть военнослужащих, проходящих службу по контракту, испытывают чуство гордости за принадлежность к российской армии. Таким образом, несмотря на переживаемые страной и армией трудности, военнослужащие в основе своей не утратили свои высоконравственные качества — незыблемую основу стабильности и мощи российской армии.

— Вы говорили о целом комплексе проблем в вооруженных силах. Сейчас они как-то решаются?

— По многим направлениям перелом сейчас уже наступил, но работы еще много. Боевую мощь армии определяет множество факторов. Это военная техника, вооружения, профессионализм военнослужащих, мобильность армии, способность защиты и подавления противника в информационной составляющей. Последнее — это по американской терминологии информационные войны. Ирак наглядно показал, кто кого в этом переиграл. Армия США и Ирака — как небо и земля. Посмотрите, каков уровень автоматизации в американской армии! Хотя где-то, на мой взгляд, и американцы слишком увлеклись современными технологиями, заимствованными у Голливуда. Создание того же информцентра в Дохе, привлечение журналистов в боевые порядки наступающих подразделений и частей, эти супертехнологические картинки ночных атак в инфракрасном изображении... Но в целом считаю, что американцы достигли своей цели информационной войны, которая, на мой взгляд, была определена как разгром Саддама Хусейна и его окружения. Сочетание военной мощи и мероприятий информационной войны привело руководство Ирака к отказу от дальнейшего организованного сопротивления и способствовало достижению военных целей США в Ираке в весьма короткие сроки.